женой он разведётся, это дело недолгое, хотя можно и не разводиться, кого интересуют эти формальности… За мальчиком он вернётся; к тому времени Жоэль отдохнёт и, быть может, сам придёт в норму. Лес, свежий воздух… Чем не лечение? Он заберёт его и покажет всем скептикам, он скажет, что вылечил мальчика, и они увидят результат. А когда есть результат, мало кого интересует законность; не все такие ссыкуны, как этот самый Марк. Кто-то купит его разработку, обязательно купит – и выпустит её на рынок. Нужно только, чтобы ребёнок пришёл в себя. И тогда уже никто не сможет засудить его, доктора Бёрка. Заявления об эксперименте и краже ребёнка не имеют под собой никаких оснований, кроме пустых слов Марка Перро. Усыновление законное, доказательств о вредоносности лечения нет, доказательств о самом лечении нет. Все эти заявления он назовёт вымыслом, завистью и происками конкурентов. Нужно только выждать время, думал Бёрк, примерно полгода. Нужно ещё раз разобраться с составом препарата, с его дозами и последовательностью приёма. Сейчас, когда он один, у него будет много времени, никто не сможет ему помешать. Всё же ничего нет лучше одиночества, думал Андре.

«На часах десять утра. С вами новости на городском радио», – приёмник поймал волну. Между сбивающей сигнал трескотни кое-как различался голос диктора.

«Вопиющий случай произошёл на востоке страны, – раздавалось из приёмника. – Профессор кафедры фармацевтики федерального медицинского университета Андре Бёрк подозревается в преднамеренном усыновлении ребёнка для испытания на нём нового сильнодействующего медицинского препарата, купирующего нарушения центральной нервной системы. Директор фармацевтической компании «Нейро-фарм» Марк Перро утверждает, что Андре Бёрк обращался к ним для совместной работы, но доктору Бёрку было отказано в связи с невозможностью проведения клинических испытаний на детях из-за высокой токсичности веществ. Лекарство, которым он якобы лечил мальчика, не имеет лицензии и не прошло никаких испытаний, уточнил месье Перро. Мы созвонились с университетом, в котором работал Андре Бёрк; там нам сказали, что профессор уже около года не является их сотрудником. Каких-либо доказательств лечения ребёнка данным препаратом у прессы нет. Полиция пока не даёт никаких комментариев по данному поводу. Мы будем и дальше следить за развитием событий».

– Никаких доказательств у них нет, – разговаривал Бёрк сам с собой, – нет и не будет. Они не имеют никакого права преследовать меня.

Он посмотрел на сумку с пилюлями. «Надо бы спрятать и это, и чем скорее, тем лучше. Пусть вскрывают дом, пусть проводят обыск, пусть попробуют хоть что-то найти…»

Бёрк уже проехал зону лесного массива и свернул на соседнюю автостраду, ведущую к одному из ближайших паромов. До порта оставалось каких-то десять километров. Андре сильнее надавил на педаль, стрелка спидометра зашла за положенную на этом участке отметку, машину потряхивало и мотало. Ветер с побережья усилился. «Должно быть, шторм, – подумал Бёрк, – лишь бы не отменили паром». Ровная дорога с белой разметкой широким серпантином проходила меж одиноких заправок и заброшенных магазинов. Стало тяжело дышать, Бёрк расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, включил на всю мощность вентилятор и открыл окно; запах моря ударил в лицо, чуть приведя его в чувство. Только сейчас он ощутил дрожь в коленях и руках – слишком тяжёлой выдалась ночь. Сердце учащённо забилось. Старый «Пежо» выдавливал из-под капота последние силы. Лишь бы не задымился, думал Андре. Знаки поворотов уже закончились, осталась лишь последняя прямая. Андре снова утопил педаль в пол – и услышал звук кричащих сирен. Посмотрел в зеркало заднего вида. Это за ним, понял он, его вычислили. На переднем сиденье звенели склянки с лекарством. Бёрк оглянулся назад – патрульный автомобиль мигал проблесковыми маячками, издавая истошный вопль.

Андре вдавил педаль в пол и вошёл в поворот. Машину занесло; он вылетел на встречку, задние шины засвистели. Андре выкручивал руль, но машину всё равно тянуло к обрыву. Он нажал на тормоз, но колёса уже сошли с дороги, и его потащило вниз.

Патрульный автомобиль остановился в десяти метрах от места аварии. Старый «Пежо» слетел с автострады, пробив ограждение, собрав все кустарники и каменистую насыпь, и кувырком полетел вниз. Инспектор вышел из машины. Никогда ещё его погоня за превысившим скорость водителем не заканчивалась так трагично… Когда «Пежо», пролетев в воздухе, рухнул на крышу, прогремел мощный взрыв. Высокое бушующее пламя огневыми вихрями поглотило автомобиль. Глаза инспектора слезились от жара, очки запотели; он протёр линзы. Хотел уже было спуститься вниз, но опомнился, побежал к машине и схватил рацию.

На голубом мониторе белой полоской проходила тонкая линия, то поднимаясь, то опускаясь вниз. Цифры в верхнем углу экрана показывали пульс и давление. Аппаратура издавала монотонный писк.

В палату зашли двое в белых халатах и включили свет.

– Вроде полдень, а темно, как ночью, – сказал один.

За окном лил дождь, ограждая стеной дневной свет.

– Говорят, ожидается шторм, – сказал другой, взглянув на показатели монитора.

– Немудрено, такие ветра…

– Что у нас здесь? – Он указал на единственного пациента.

– Мужчина, примерный возраст тридцать пять лет.

– Примерный?

– Документов при себе нет.

– Удивительно, как он остался жив.

– Если это жизнь…

– И то правда… – Доктор листал больничную карту. – Сколько он уже здесь?

– Да как вы в отпуск ушли, так на следующий день и…

– А, да, вижу… Значит, две недели.

– Две.

– В сознание так и не приходил?

– Нет. Да и если придёт… прогнозы неутешительные.

– Неудивительно, упасть с такой высоты… Ему, можно сказать, повезло, что он вылетел из машины.

– Да, говорят, она полностью сгорела.

– Как рефлексы?

– Не работают.

– А до трепанации?

– Работали, но потом… Возможно, отёк.

– Возможно, – протянул доктор. – Кто-нибудь спрашивал о нём? – Он закрыл папку.

– Нет. Ни родных, никого.

– Если через месяц не придёт в себя, будем отключать.

Уже несколько минут доктор Бёрк пытался разлепить глаза. Голова болела, тело трясло. Никогда ещё он не просыпался так тяжело. Его качало из стороны в сторону, голова то и дело билась о спинку кровати. Где он, чёрт возьми? Наконец тёплый свет проступил сквозь спутанные ресницы, расширив зрачки.

Бёрк открыл глаза. Не показалось. Его и правда качало в каюте на кровати, что ходила ходуном, ударяясь о стену.

Бёрк вскочил и тут же упал на пол. Каюту качало; он не чувствовал ни рук, ни ног, будто онемело всё тело. Будто он заново к нему привыкал. Сжал пальцы одной руки, потом другой, согнул ноги в коленях, опёрся на локти; так и стоял на четвереньках, пока стол и два стула катались по полу. Как только стихло, он опёрся на кровать, поднял онемевшее