Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Концерт группы «Аквариум». Фото А. Толкачева
Артемий Троицкий: «„Аквариум” дал просто совершенно нормальный для того периода их творчества панк-рок-концерт в их понимании панк-рока. А реакция была действительно бешеной. То есть, с одной стороны, жюри ушло в полном составе. Я-то сидел в ложе прессы сверху, а не рядом с жюри, но вот они прямо из-под меня вдруг встали, наши композеры, и, значит, покинули зал демонстративно. С другой стороны, в первых рядах публика бесновалась, потому что для них это тоже, по всей видимости, было абсолютно в новинку».
Борис Гребенщиков: «И нервяк был чудовищный, и мы просто решили, что лирику никакую играть не будем, у нас есть полчаса-сорок минут, и всё драйвовое, всё самое что ни на есть, мы выложим. Мы выложили, а поскольку я с детства любил на сцене не просто стоять столбом, как советские ВИА, а чего-то еще делать, мы как-то по сцене перемещались. Я знал, что можно и гитары разбивать на сцене. В общем, мы вели себя активно. Я налетал на виолончель, виолончель налетала на меня. Была куча-мала такая в итоге».
Михаил Файнштейн: «Скандал образовался такой очень приличный. Причем для грузин любое отклонение от нормы, в поведении – это отклонение в сексуальной направленности. Это однозначно. Поэтому, если они видят, что если человек не так поворачивает голову или что-то делает, значит, он другой ориентации, а у них с этим строго».
Всеволод Гаккель: «Я недавно прочел в журнале Rolling Stone, что я чуть ли не воплотил в жизнь какие-то эротические фантазии Бари Алибасова. Серьезно, почитайте, это просто что-то нереальное. Просто он в таких эпитетах описал выступление группы „Аквариум”, что мне, допустим, стыдно было бы, если бы моя дочь когда-либо смогла бы прочесть это».
Борис Гребенщиков «Ну понятно, что меня после этого выкинули отовсюду в течение 2–3 дней, но чем они мне руки и развязали».
До Тбилиси большинство музыкантов были вполне прилично устроены и без особого напряжения совмещали обязанности инженеров и научных сотрудников с музыкальной деятельностью. Теперь надо или решительно завязывать с музыкой, или переходить в подполье.
«Аквариум», а потом и «Зоопарк» выбирают третий путь. Они становятся первыми в стране рок-музыкантами, которые обретают всесоюзную славу благодаря нелегальному распространению своих альбомов. В мае 1980-го БГ выгнали с работы, а уже в октябре в студии Трапилло «Аквариум» начинает записывать «Синий альбом».
Улица Панфилова, 23, Охта, Дом пионеров, радиотехнический кружок. Руководил им Андрей Тропилло. Здесь были записаны классические альбомы «Аквариума» начала 80-х, здесь писался Майк с «Зоопарком» и здесь же был записан позже первый альбом «Алисы». Именно отсюда слава этих групп распространилась вместе с записями по всему Советскому Союзу.
Это Тропилло предложил Гребенщикову записаться на вполне профессиональном аппарате, списанном с фирмы «Мелодия».
Андрей Тропилло: «Была такая историческая встреча в студии. Я говорю: „Борь, давай мы сделаем канон русского рока, чтобы потом люди могли слушать и понимать, как идти дальше”. Он говорит: „Давай”. И вот, честно говоря, мы этому слову до сих пор не изменили. И такая канонизация произошла».
Борис Гребенщиков: «Русский рок… для меня в меньшей степени концерт, в большей степени то, с чем человек живет с утра до ночи. И я всегда к этому шел. Когда мы записали «Синий альбом» и был в руках артефакт – катушка пленки, обклеенная фотографическими обложками, синей бумажкой, и я это потащил к богатым людям из «Машины, времени» в ресторан, где они меня угощали. Они вскочили с мест и с восхищением на нее смотрели, потому что это было то, чего они не сделали. И вот в этом смысле мы были номером один, потому что мы первые это сделали».
В студии на Панфилова записывались классические альбомы ленинградского рока, а уже через месяц их можно было купить и в Тамбове, и во Владивостоке.
Андрей «Вилли» Усов: «Да всё делали по-взрослому, всё. Подсматривали, копировали, потом уже вызревало что-то свое. Ведь находились огромные альбомы, формата 30 см, в которых на каждой странице изображение великолепных оформлений мировой музыки. Вот эти книги мы изучили наизусть. Для меня это было как пища, я смотрел и понимал, что так нельзя идти по этому пути, надо что-то свое, и вот получалось „Радио Африка”, „Треугольник”. Что-то свое, самобытное».
Михаил Файнштейн: «Вообще все записи тогда происходили в чисто дружественной обстановке. Вплоть до того, что недопустимо, скажем, в профессиональных делах. Я не мог прийти – я просил, там, Сашу Титова сыграть на басгитаре. И так всё. То есть вот так как коммерческой основы не было, реально полет души, показать людям, что мы делаем, чисто дружески. Тропилло там на каких-то дудках играл».
Константин Кинчев: «Тропилло я по сей день благодарен вообще за многое: за альбом „Энергия”, за то, что он поверил в нас как в коллектив».
Параллельно с Андреем Тропилло подпольную звукозапись осуществлял в Театральном институте на Моховой Игорь Гудков, более известный как Панкер. В частности, там записали и свели альбом группа «Зоопарк», первые композиции бит-квартета «Секрет» и Константина Кинчева, еще без «Алисы».
Игорь «Панкер» Гудков: «Первая запись, которая там была, – это Майковский альбом „55”. Мы его писали летом, сессия закончилась, была подготовка к вступительным экзаменам, здание закрыто, нам никто не мешал. Там был пульт, там были магнитофоны СТМ, по тем временам лучше никто не знал. Притом там было три магнитофона, что позволяло делать запись наложением. Можно было дубль делать».
Константин Кинчев: «Мы писались в Театральном институте, где Панкер работал. И на басу должен был играть Майк. Но поскольку мы накануне были у Майка, сильно выпили, он с утра отказался участвовать в записи».
Андрей Тропилло и Игорь Гудков без всякого финансирования и поддержки средств массовой информации сделали рок-н-ролл таким же ленинградским брендом, как корюшка, Адмиралтейский шпиль и пирожные из «Севера».
Борис Гребенщиков и фанаты. Фото А. Толкачева
Артемий Троицкий: «Вот этот самый „Магиздат”, который он и придумал и реализовал, эта штука вообще изменила всю рок-ситуацию в стране. Это касается и Москвы, и Свердловска, и Владивостока, и чего угодно».
Дмитрий Дибров: «Магнитофон большевик контролировать не мог, потому что магнитофон умел записывать. Сунул штекер и записал».
Владимир Шахрии: «С 80-го года кассеты магнитофона очень быстро ходили, буквально через неделю всё, что было на магнитальбомах в