Другим фактором, оказавшим влияние на развитие ленинградской рок-музыки, стало появление рок-клуба. После многолетних усилий такой клуб открылся на улице Рубинштейна в 1981 году.

Борис Гребенщиков: «Вероятно, в горком партии пришло распоряжение ближе этим заняться. Партия дала указание комитету проследить. Комитет дал в дом народного творчества сигнал о том, что пусть собираются, а мы будем присматривать».

Аквариум необычайно расширил контекст русской контркультуры. Он ввел туда Лао-цзы, Конфуция, Боба Дилана, Джоан Баес, ОБЭРИУтов, Веденского и Хармса. Они сыграли по отношению к русскому року роль просветителей. Гребенщиков – Вольтер 1970-х годов на русской почве.

Артемий Троицкий: «Боря, и Майк, и Цой, кстати, в том числе, они были такие очень ушлые, такие развивающиеся меломаны, вроде меня на самом деле. Мы были абсолютно одного поля ягоды. Они читали журналы, они специально выучили английский язык, и не потому, что на нем разговаривал Леннон, а потому, что на нем печатали журналы New musical express и Melody maker. Это было для них гораздо важнее, чем великое наследие, значит, отцов-основателей».

Борис Гребенщиков: «Мы тогда оба понимали, что пока не переведем канон рок-н-ролла на русский язык, ничего не будет. Что Россия должна иметь свой рок-н-ролл, а свой рок-н-ролл должен иметь корни. Если нет корней, значит, нужно эти корни создать. И поэтому мы в принципе работали над тем, чтобы создавать своего Дилана, своих Стоунс, своего Лу Рида, все свое».

БГ не столько поет, сколько проповедует, что, впрочем, нисколько не уменьшает нашего восторга перед широтой его кругозора и мощью его дарования. В отличие от Гребенщикова, Майк Науменко – романтик и лирик. Вместе они и создали канон, по которому русский рок в том или ином виде развивается до сих пор.

Дмитрий Дибров: «Майков блюз до сих пор непобиваемый, не достижимый никем другим с точки зрения отечественной филологии».

Владимир Шахрии: «Майк явился таким неким дешифратором, он дал код такой, ключ к Энигме. И вдруг стало понятно, как это всё. И я помню, что я слышал записи, и мне это очень понравилось. Когда я первый раз увидел это на концерте в 84-м году, для меня стало настолько очевидно, что это очень просто, что это очень естественно, и никакой заморочки в этом нет».

1984 год. Генеральный секретарь Константин Установит Черненко. По телевизору, как всегда, Иосиф Кобзон и Лев Лещенко. Фильм «Асса» еще даже не задуман. А между тем Гребенщиков и Науменко не только уже сформировали эстетические вкусы миллионов молодых людей, но и создали предпосылки для появления новых героев рок-н-ролла.

ДК им. Крупской, в просторечии именуемый «Крупа». Здесь в 1984 году состоялся третий фестиваль Рок-клуба. Гребенщиков и «Аквариум» был в зените славы. Борис Борисович исполнял впервые «Рок-н-ролл мертв, а я еще нет», и тут же на этом фестивале он представил переполненному бурлящему залу малоизвестного молодого человека. Этим молодым человеком был Виктор Цой. И вот с этого момента в рок-жизни Ленинграда начинается новый период.

Рок-самиздат

С середины 50-х в Советском Союзе не сажают за политические анекдоты, даже за вольные разговоры о вождях и политическом строе. «Слово не воробей – вылетит не поймаешь», а вот что написано пером – совсем другая история. Создание, распространение и размножение любых неофициальных текстов – зона повышенного политического риска. Подпольная рецензия на подпольный концерт – дважды крамола. Как только появляется рок-музыка, начальство нутром чувствует: что-то в ней не так.

Александр Градский: «Ритмически мощно организованная музыка взламывает эмоциональный барьер, если человек его устанавливает, причем не спрашивает разрешения. Бах, и неожиданно человек начинает свободно разговаривать, размахивать руками, доказывать свою правоту, причем коллективно».

Рок-музыку в Советском Союзе не крутят по радиоточкам, музыкантов не показывают по телевизору. Все, что есть, – прорывающиеся через помехи неземные звуки на короткой волне и контрабандные грампластинки. Рок-музыка распространяется как народное творчество, из уст в уста, от гитары к гитаре.

Борис Гребенщиков: «Я шел просто по улице Сестрорецка и увидел, как сидят два человека в беседке пионерлагеря, играют вдвоем на две гитары и поют Леннона – Маккартни. И так хорошо и слаженно у них это получалось, что я понял, что должен с ними познакомиться, войти в эту компанию сейчас. С этого всё началось».

Сотни молодых людей берутся за гитары и создают русский гаражный рок. Поют, как на Западе, по-английски, но при этом не об авторах, не об истории групп, а о том, как, собственно, происходят рок-концерты, они почти ничего не знают.

Александр Градский: «У нас были только фотографии. Маккартни в такой позе, Джинжер Беккер там в такой позе. И поскольку движения не было, видеоизображения не было, приходилось дискретно предполагать, что может делать музыкант, находясь сначала в такой позе, а потом в другой, как он должен дискретно двигаться отсюда сюда».

Следом за рок-музыкой с Запада приходят первые образцы рок-журналистики: прямо из Лондона, но на чисто русском языке.

«Есть такой обычай на Руси вечерами слушать Би-би-си». ВВС, «Голос Америки», Deutsche Welle слушали через рев глушилки для того, чтобы узнать политические новости.

А вот с 1977 года на ВВС начинает выходить первая программа для любителей рок-н-рола. Сева Новгородцев, советский музыкант из группы «Добры молодцы», уезжает в Лондон и, понимая тягу советской аудитории к этой новой музыке, начинает впервые, что называется онлайн, рассказывать о том, что происходит на рок-сцене Лондона и Нью-Йорка.

«Добрый вечер, друзья! Скоро уж конец января, не за горами февраль. Февраль, надо сказать, – горячая пора, для хлеборобов австралийщины, тосманищины и всякой ново-зеландщины. Труженики полей там закончили косовицу, окучивание клубневых и заготовку сочных кормов, а теперь готовятся широким потоком пустить зерно в закрома своей капиталистической родины. Так, товарищи, обстоят дела у наших антиподов. Мы же с вами перенесемся туда, где еще не взопрели озимые, почитаем письма, послушаем заявки».

Альтернативы у передачи Севы Новгородцева не было, она выходила в эфир целых 27 лет – до 12 июня 2004 года, и принесла известность ее автору в Советском Союзе и рыцарское звание в Англии. Остроумные вступления к передачам содержали, кроме того, слегка завуалированный антисоветский подтекст.

Федор Столяров: «У нас была дыра подходящая в „железном занавесе”, которую Сева Новгородцев проделал, эмигрировав. Мы же знаем, он проделал эту дыру и снабжал нас через вражеские голоса информацией».

Владимир Болучевский: «У Курехина в комнате помещался громадный приемник, где он ночами слушал ВВС, Севу Новгородцева и прочее. Стоял инструмент, то есть пианино, возле