В глаза бросился рекламный плакат: оказывается, скоро на месте свалки будет горнолыжная трасса. Наталья фыркнула в платок. Дмитрий огляделся по сторонам с новым чувством. В самом деле, здешняя земля очень дорогая. И как будто ничейная. И это в Москве! Невероятно. Если бы ему пришлось когда-нибудь покупать участок под застройку, лучшего места не найти. Скорее всего, сейчас уже поздно; здешняя земля наверняка распродана по заоблачным ценам. Над головой тихо гудели линии электропередачи; провода, натянутые между высокими стальными опорами, просели к верхушкам деревьев. На горе что-то двигалось, хотя здешние обитатели ничем не напоминали нарядно одетых лыжников на рекламном плакате. Крошечные сгорбленные фигурки рылись в кучах мусора.

— Вон там, — сказала Наталья, снова тыча куда-то пальцем и зажимая нос. — Где-то в тех домах… Ах! Это кладбище!

Они медленно и осторожно, все время прислушиваясь, приближались к свалке. Наталья поморщилась, огляделась по сторонам и вдруг тихо сказала:

— Помнишь, что говорил Достоевский о животных? «Человек, не возносись над животными: они безгрешны, а ты со своим величием гноишь землю. своим появлением на ней и след свой гнойный оставляешь после себя — увы, почти всяк из нас!»[13]Как-то так!

Дмитрий рассмеялся и пинком ноги послал пластиковую бутылку к остову будущего подъемника.

— А наш с тобой собачий мальчик какой, Наталочка? Безгрешный или оставляющий гнойный след?

Наталья подумала о Ромочке. Он сейчас заперт в их квартире. Его лишили всего. Он в бешенстве, в ярости, всего боится. Его побрили наголо… Сейчас, наверное, он уже проснулся, хотя голова у него дурная. Хорошо, что Ромочке дали снотворное; она надеялась, что Константин не позволит мальчику причинить себе какое-либо увечье.

Она теперь была еще больше уверена в том, что у них есть всего одна попытка вернуть доверие мальчика. Важно, чтобы он захотел остаться у них, поверил, что они подарят ему жизнь. Мальчик он необыкновенно здоровый и крепкий. Да, у него, разумеется, глисты и ушные клещи — просто ужас. Пока Ромочка был без сознания, его вымыли, сделали ему все профилактические прививки. Под кожу вживили микрочип. Анализы уже готовы. ВИЧ-инфекции у него нет. Их ждал большой сюрприз: оказывается.

Ромочка и Марко — не родственники. Наталья показала Дмитрию результаты. Но кое-что от него утаила. Она ужаснулась, увидев обнаженное безволосое Ромочкино тело.

У чистого, побритого наголо, спящего Ромочки оказалось выразительное лицо. В отличие от многих брошенных детей он похож на ребенка. Несмотря на многочисленные шрамы, он довольно красив. Заметны татарские черты. Но… одна подробность никак не выходила у нее из головы.

Кто вырезал на груди у мальчика слово «пес»?!

Наталья догадывалась: Ромочке, несмотря на юный возраст, пришлось перенести много такого, о чем они и понятия не имеют. Им он рассказывал только то, что они хотели услышать: например, о Мамочке, которая любила своих сыновей. Наталья не стала делиться с Дмитрием своими опасениями. Она стыдилась своей прежней уверенности — ощущение для нее новое и неприятное. Ну и ладно, сказала она себе. Допустим, Ромочка бесстыдно лгал и очень убедительно притворялся. Но нельзя, чтобы Дмитрий в последний момент струсил, потому что ребенок оказался не тем, за кого себя выдавал. Особенно сейчас, когда она отчетливо поняла, что нужно Ромочке для счастья.

Слово, вырезанное у него на груди, останется на всю жизнь. Увидев страшные шрамы, Наталья обещала себе, что это слово не будет в его жизни определяющим. Она позаботится, чтобы мальчик прошел курс реабилитации. Увидев слово «пес», она поняла, что в самом деле хочет усыновить этого мальчика.

Дмитрий теряет надежду. Да, хорошенько подумав, он согласился с ней, что в логове, скорее всего, остались щенки. Но как найти их? Территория, очерченная оранжевым на карте, довольно большая. Они бродили туда-сюда, прислушиваясь. Как ни странно, на заброшенном пустыре вовсю кипела жизнь. Под ногами носились туда-сюда, жужжали, гудели и щелкали всевозможные мелкие создания. Каркали вороны, кричали чайки, ревели моторы мусоровозов. Вдали ревело оживленное шоссе. Наталья боялась, что в таком шуме они не расслышат тихий щенячий визг.

— Видишь, Дмитрий? Мы так хотим оставить его, что сами постепенно превращаемся в собак!

— Тогда давай попробуем отыскать щенков по запаху, — засмеялся Дмитрий, на время отпуская нос.

Он размышлял над тем, что сказала Наталья, когда они впервые заподозрили, что Ромочка — тоже мальчик-пес. «Ему повезло, что он жил с собаками, а не с людьми». Наталья в каком-то смысле права. Во-первых, собаки не употребляют наркотиков. Не нюхают клей и бензин. Скорее всего, не насилуют друг друга. Восьмилетний ребенок, живущий на улице, почти неизбежно становится жертвой всех вышеназванных пороков. И даже если Ромочкины собаки когда-то были домашними, они давно сбились в стаю. Дмитрий много читал об одичавших собаках. Они очень преданы друг другу. Они заботятся друг о друге. Жизнь внутри стаи четко регламентирована; собаки живут по своим правилам и законам. Вся стая считается одной семьей; все сообща добывают пропитание. Как правило, щенится только одна сука. Чужаков, даже чужих течных сук, близко не подпускают. Члены стаи настолько сплочены, что, если их жизни долго ничто не угрожает, они начинают вырождаться из-за близкородственного спаривания. Поэтому с точки зрения генетики для нормального развития стаи полезнее всевозможные катаклизмы. Выжившие одиночки впоследствии заводят другую семью с собаками из других кланов.

Что ж, для Ромочкиной стаи грянула катастрофа, в чем не может быть ни малейшего сомнения.

Но жизнь собачьей стаи очень упорядочена. Принимая во внимание все сопутствующие факторы, бездомному мальчику могло бы прийтись куда хуже. Да, Ромочка весь в шрамах и укусах; у него есть глисты и ушные клещи, зато он ничем серьезно не болен. И замечательно развит физически. Собаки из его стаи были спокойными, здоровыми, проворными и, если верить слухам, очень опасными. Дмитрий улыбнулся, вспомнив газетный заголовок: «Собаки-мутанты терроризируют москвичей». Автор статьи утверждал, что собаки настолько умны, что пользуются собственным тайным языком, а на охоту во все районы Москвы добираются на метро. Видимо, они людоеды: в разных частях города все чаще находят полуобглоданные трупы.

В метро собаки действительно ездят. Дмитрий много раз видел их там своими глазами.

Они повернули за угол и пошли по едва заметной, всей в рытвинах, тропке. Навстречу шла женщина. Она была одета в грубую шинель, перетянутую на талии веревкой. Голову закрывал кружевной платок, который когда-то был белым. Из-под платка выбивались пряди волос соломенного цвета. Женщина остановилась в нескольких шагах от Натальи и Дмитрия и внимательно оглядела их сверху вниз. Дмитрий увидел на ее лице широкую бессмысленную улыбку. Женщина протянула к ним одну руку — то ли приветствовала, то ли гнала, — а другой покачивала какой-то сверток лохмотьев.