двое детей) тоже арестовали. Особое совещание приговорило к десяти годам ссылки в Красноярском крае.

На его даче в бывшем имении нефтепромышленника Зубалова, которое теперь именовалось «Горки-2», поселился маршал Борис Михайлович Шапошников.

После первой серии арестов Сталин и Ворошилов решили провести расширенное заседание Военного совета при наркоме.

1 июня всем участникам заседания Высшего военного совета представили «показания» Тухачевского, Якира, Корка, Фельдмана, Путны и других. Материалы, подготовленные особым отделом ГУГБ НКВД, размножили на пишущей машинке, но экземпляров было мало, поэтому управляющий делами наркомата Смородинов просил читать быстро и передавать другим.

«Показания были отпечатаны под копирку на листках обычной бумаги, некоторые имели нумерацию, другие не имели, и все они не были сброшюрованы, — вспоминал один из участников заседания. — Печать далеко не на всех была достаточно четкой, читать было трудно. Не сразу удавалось также подобрать последовательно страницы показаний. Чтение было торопливым. Читать приходилось те листы, которые были свободны, а остальные были у других...

Мне удалось прочитать показания Тухачевского и Фельдмана, не полностью Уборевича, совсем я не читал показаний Корка и Якира и, по-видимому, не очень много от этого потерял: все показания были написаны по одной и той же схеме».

Военный совет заседал в Свердловском зале Кремля. К военным приехали члены политбюро — Сталин, Молотов, Жданов, Каганович, Калинин, нарком внутренних дел Ежов.

Заседание совета открыл маршал Егоров, который вместо Тухачевского стал первым заместителем наркома обороны.

По словам очевидца, Сталин был в хорошем настроении.

«Он с заинтересованностью оглядывал зал, искал знакомые лица и останавливал на некоторых продолжительный взгляд. Что касается Ворошилова, то на нем, что называется, лица не было. Казалось, он &тал ростом меньше, поседел еще больше, появились морщины, а голос, обычно глуховатый, стал совсем хриплым».

Нарком зачитал обширный доклад «О раскрытом органами НКВД контрреволюционном заговоре в РККА».

Прошло всего три месяца после его выступления на пленуме ЦК, когда Ворошилов с гордостью утверждал, что в армии почти нет врагов. Теперь он говорил прямо противоположное:

— Органами Наркомвнудела раскрыта в армии долго существовавшая и безнаказанно орудовавшая, строго законспирированная контрреволюционная фашистская организация, возглавлявшаяся людьми, которые стояли во главе армии. О том, что эти люди — Тухачевский, Якир, Уборевич и ряд других людей — были между собой близки, это мы знали, это не было секретом...

Из слов Ворошилова стало ясно, почему нарком с такой легкостью поверил, что люди, которых он знал по двадцать лет, с которыми вместе воевал, служил, с которыми сидел за одним столом, на самом деле шпионы и предатели.

У Ворошилова были все основания радоваться устранению из армии Тухачевского, Якира и других военачальников.

— В прошлом году, в мае месяце, у меня на квартире Тухачевский бросил обвинение мне и Буденному в присутствии товарищей Сталина, Молотова и многих других в том, что я якобы группирую вокруг себя небольшую кучку людей, с ними веду, направляю всю политику и так далее. Потом, на второй день, Тухачевский отказался от всего сказанного...

Тухачевский, надо понимать, высказал Ворошилову и Буденному все, что думал по поводу их кадровой политики, которая сводилась к тому, что они повсюду расставляли выходцев из Первой конной армии. Историки отмечают, что командный состав Красной армии был разбит на своеобразные кланы. Буденновцы, чапаевцы, котовцы держались сплоченно и старались продвигать на высшие посты только своих.

— Товарищ Сталин, — рассказывал Ворошилов, — тогда же сказал, что надо перестать препираться частным образом, нужно устроить заседание политбюро, подробно разобрать, в чем тут дело. И вот на этом заседании мы разбирали все эти вопросы и опять-таки пришли к прежнему результату.

— Он отказался от своих обвинений, — заметил Сталин, имея в виду Тухачевского.

— Да, отказался, — подтвердил нарком обороны, — хотя группа Якира и Уборевича на заседании вела себя в отношении меня довольно агрессивно. Уборевич еще молчал, а Гамарник и Якир вели себя в отношении меня очень скверно.

Ворошилов легко убедил себя в том, что арестованные — враги не только советского государства, но и его личные. Теперь он даже испытывал к ним ненависть за то, что они его так подставили:

— Я, как народный комиссар, откровенно должен сказать, что не только не замечал подлых предателей, но даже когда некоторых из них — Фельдмана и других — уже начали разоблачать, я не хотел верить, что эти люди, как казалось, безупречно работавшие, способны были на столь чудовищные преступления. Моя вина в этом огромна. Но я не могу отметить ни одного случая предупредительного сигнала с вашей стороны, товарищи. Повторяю, никто и ни разу не сигнализировал мне или ЦК партии о том, что в РККА существуют контрреволюционные конспираторы...

Из доклада следовало, что все проблемы армии — плохая подготовка, аварии, гибель людей — результат подрывной деятельности врагов народа. Это снимало с политического и военного руководства страны всю ответственность за положение дел в армии.

Все ждали выступления Сталина. Когда вождь взял слово, все стоя ему аплодировали.

— Я вижу на ваших лицах мрачность и какую-то растерянность, — сказал Сталин. — Понимаю, очень тяжело слушать о тех, с которыми вы десятки лет работали и которые теперь оказались изменниками Родины. Но омрачаться не надо. Это явление вполне закономерное. Почему иностранная разведка должна интересоваться областью сельского хозяйства, транспорта, промышленностью и оставить в стороне Красную армию? Наоборот, иностранная разведка всегда интересовалась вооружёнными силами нашей страны, засылала шпионов, расставляла резидентов, чтобы знать уязвимые наши места...

Арест Тухачевского и других военачальников был шоком для армии. Сталин чувствовал, что надо как-то объясниться с военным руководством, которое не понимало, что происходит:

— Товарищи, в том, что военно-политический заговор существовал против Советской власти, теперь, я надеюсь, никто не сомневается. Факт, такая уйма показаний самих преступников и наблюдения со стороны товарищей, которые работают на местах, такая масса их, что несомненно здесь имеет место военно-политический заговор против Советской власти, стимулировавшийся и финансировавшийся германскими фашистами...

Сталин сразу же связал арестованных военачальников с человеком, которого он ненавидел:

— Троцкий организовал группу, которую прямо натаскивал, поучал: давайте сведения немцам, чтобы они поверили, что у меня, Троцкого, есть люди. Делайте диверсии, крушения, чтобы мне, Троцкому, японцы и немцы поверили, что у меня есть сила... Уборевич, особенно Якир, Тухачевский занимались систематической информацией немецкого Генерального штаба... Тухачевский оперативный план наш — святая святых — передал немецкому рейхсверу. Имел свидание с представителями немецкого рейхсвера. Шпион? Шпион. Якир — систематически информировал немецкий штаб. Он выдумал себе эту болезнь