В конце концов Гиены напали именно из-за моего разговора с Алеком… В конце-концов они охотились именно на меня…

Лиса принюхалась. Травяной запах Койота перебивали резкие металлические нотки. Тогда я ещё не знала, что так пахнет боль.

— Как ты? — вдруг спросил Павел, подняв голову и вцепившись в меня взглядом.

Я вздрогнула, пролепетала:

— Нормально. Всё обошлось. Благодаря… — и осеклась, глядя на левую лапу его Эмона. Прозрачно-бесцветная, она висела плетью, тогда как в человеческом облике казалась вполне здоровой… — Как твоя рана? — выдохнула я.

В свете лампы исхудавшее лицо Павла было болезненно жёлтым, а впавшие глаза — неестественно сухими.

— Пустяк, — сказал он безжизненным голосом тяжелобольного. — Сильно испугалась? Эти твари тебе ничего не сделали?

— Не успели. А потом… я знала, что ты что-нибудь придумаешь.

— Например, удрапаю, спасая шкуру, — хмыкнул он. — Скажи честно, ты так и подумала? Что я сбежал?

— Только на секунду, — тихо призналась я. — Прости меня.

— За что?

— За эту секунду.

— Какая глупость, — прошептал Павел, подтягивая к себе больную руку и пряча её за согнутыми коленями. — Я бы устроил тебе взбучку, если бы ты подумала иначе, — он слабо ухмыльнулся. — Слишком доверчивая. Так и до беды не далеко.

— Ну и ладно. Я устала от сомнений. А ты разве нет?

— Нет… Не знаю.

Мы замолчали. Через стены к нам пробивались отголоски университетской жизни. Узы ярко горели, связывая наши с Павлом души, притягивая их к друг другу, как растянутая до предела стальная пружина. С каждым днём сопротивляться ей становилось всё сложнее. В конце концов она или лопнет, раскидав нас в стороны, или заставит столкнуться лбами.

Мигнула лампа, Павел скользнул взглядом по моим губам и открытой шее. Нахмурился своим мыслям. Я невольно переступила с ноги на ногу, нервно поправила волосы, чтобы скрыть отметку, оставленную Гиенами.

Затхлый воздух подсобки тяжелел с каждой секундой. Молчание было для меня невыносимее любых разговоров.

— Но всё же объясни, — я присела на стопку рефератов, теперь наши глаза стали почти вровень: — Ящер сказал, ты помог ему попасть в иллюзию. Что это значит?

— Ровно то и значит…, — неохотно ответил Койот. Два его серых хвоста беспокойно ударили об пол. — Иллюзия этих охотников похожа на пузырь, который отрезает попавших в него от окружающего мира. Барон поддерживает порядок в Университете, следит за всем, что в нём происходит. Он не мог не почувствовать происходящее. Я знал, что он уже снаружи, пробует пробиться, но это заняло бы у него слишком много времени, которого у нас не было. Так что пришлось проложить ему путь. Мне это легче чем кому-то ещё, моя способность сродни иллюзии, пусть и другого толка. Поэтому я чётче различаю границы наваждений, — он в досаде покачал головой. — В иллюзии всегда есть слабые точки, но в этот раз эти головастики хорошо их защитили… Мне жаль, что пришлось оставить тебя, — и непонятно добавил, поджав губы: — Жаль, что вообще отпустил к рыжему Псу… Пытался поступить правильно, но видно это не для меня.

Лампа под потолком снова мигнула, вместе с ней потухли и зажглись глаза Павла, словно отправляя мне сигнал бедствия. Я отстранённо заметила, что совсем не волнуюсь о том, что свет потухнет вовсе. Страх темноты уступил место куда более жутким фобиям. Гулко и протяжно стучало в груди сердце.

— Как считаешь, — вдруг спросил Павел, не сводя своего пробирающего до костей взгляда, — я хороший человек?

— Да, — слетело с моих губ.

Он по волчьи ухмыльнулся, посылая по моей спине мурашки:

— Слишком поспешно. Откуда такая уверенность? Доверчивая, как я и говорил. Не хочу, чтобы ты обманывалась на мой счёт… Знай, всё то что говорили и делали падальщики находясь под моей личиной ничем не отличается от того, что могу и даже хочу сказать и сделать я сам.

— В смысле? — растерялась я.

— Не перебивай, послушай, — Павел говорил медленно, делая ударение на каждом слове, словно желал вколотить их мне в голову. — Основа иллюзии этих близнецов — зеркало. Всё равно что отражение, хоть и кривое. Находясь под чужой личиной, они могут делать и говорить лишь то, что сам оригинал способен говорить и делать. Отличие только в том, что их не сдерживают сомнения и страхи. Ерундовая техника, ведь запах она отразить не в силах. Ты поверила им из-за своей неопытности… Почему кстати на Узы не посмотрела?

— Не… не знаю.

— По ним бы могла сразу понять… Ну ладно хорошо, что мы выбрались. Эти охотники больше тебя не обманут, однако, ты должна знать — их слова были и моими тоже. Разве что я не выпускал их наружу. Ну что, всё ещё считаешь меня добряком? — он криво с издёвкой усмехнулся. Но его глаза жили своей жизнью. Глаза всматривались, искали что-то на моём лице, жадно ждали ответа.

Лампа под потолком снова мигнула и вдруг погасла. Помещение погрузилось в темноту, и голодный взгляд Койота так и не успел поймать то, что отразило моё лицо.

Шорох нашего дыхания на мгновение замер.

— Тогда и ты послушай, — медленно сказала я в темноту, — если после всего этого ты плохой, то я и вовсе ужасна. Запуталась в себе. Запуталась в чувствах. Как капризный ребёнок, требую всего и сразу. Мучаю тех, кто мне дорог. И даже сейчас, услышав про зеркала, узнав, что те грубые слова двойника были в том числе и твоими словами, я вовсе не расстроилась, — голос дрожал, торопился, — наоборот… эгоистично рада. Ведь это значит, не я одна схожу с ума. От Уз. От их чувств. От ревности. И если те признания не были шуткой — так даже лучше. — Я порывисто коснулась пальцами метки на своей шее. Голос свалился в лихорадочный шёпот: — Так лучше, если это от тебя. Один Дьявол знает, что услышал бы мир, отрази Гиены мои мысли. Если бы сейчас здесь сидел мой двойник, но не скованный страхами, то… то…

Я почувствовала движение воздуха, хрустнули тетрадные листы, а в следующий миг Павел уже отчаянно целовал меня, прижав спиной к стене. Его ладони залезли под кофту и обжигали кожу, посылая разряды по всему телу. Дыхание, губы, запах — в полной темноте, без единого слова. Мы задыхались, тонули в сумасшествии, я сжимала его плечи, то ли отталкивая, то ли притягивая ближе, цепляясь и всё равно падая в омут, погружаясь с головой, теряя сознание от ужаса происходящего.

За дверью послышались шаги.

Павел отскочил в сторону, гулко ударился чем-то о стену. А в следующую секунду под потолком, как ни в чём