был убежден в том, что Брум лжет, однако ему не удалось раскопать никаких свидетельств обратного. Кристина Салливан была из тех, кто не преминул бы похвастаться своим богатством перед теми, кого считала близкими по духу, хотя бы для того, чтобы показать, как высоко взлетела.

— Значит, вы не знали, что зеркало двухстороннее и сквозь него видно спальню?

На этот раз женщина продемонстрировала явное изумление. Фрэнк обратил внимание на легкую краску, появившуюся под косметикой.

— Ванда… я могу называть вас Вандой? Ванда, вы ведь понимаете, правда, что человек, проникший в дом, отключил сигнализацию? Отключил ее, введя правильный код. Итак, кто вечером включает сигнализацию?

— Ричард, — тотчас же ответила Брум. — Или иногда сам мистер Салливан.

— Значит, код был известен всем в доме?

— О нет, конечно же! Код был известен Ричарду. Он служит у мистера Салливана уже почти сорок лет. Насколько мне известно, помимо Салливанов, Ричард единственный, кто знал код.

— Вы когда-нибудь видели, как он включает сигнализацию?

— Когда ее включали, я обычно уже спала.

Фрэнк пристально посмотрел на нее. «Не сомневаюсь в этом, Ванда. Не сомневаюсь».

— Вы что, подозреваете, что тут как-то замешан Ричард? — Брум широко раскрыла глаза.

— Ну, Ванда, каким-то образом кто-то, кто не должен был этого уметь, отключил охранную сигнализацию. И, естественно, подозрение падает на тех, кто имел доступ к коду.

Какое-то мгновение казалось, будто Ванда Брум вот-вот зальется слезами, но затем она взяла себя в руки.

— Ричарду почти семьдесят лет.

— Ну в таком случае ему нужны деньги на черный день. Разумеется, вы понимаете: все, о чем мы сейчас с вами говорим, является строго конфиденциальной информацией?

Женщина кивнула и одновременно шмыгнула носом. Кофе, до того не тронутый, теперь был выпит быстрыми маленькими глотками.

— И до тех пор, пока кто-нибудь не объяснит мне, как была отключена сигнализация, — продолжал Фрэнк, — я буду рассматривать те версии, которые кажутся мне самыми правдоподобными.

Следователь не отрывал от нее взгляда. Весь вчерашний день он потратил на то, чтобы выяснить все возможное о Ванде Брум. История была совершенно непримечательная, за исключением одного оборота. Ванде было сорок четыре года, дважды разведенная, двое взрослых детей. Она жила в крыле для прислуги вместе с остальными слугами. Примерно в четырех милях от дома Салливанов ее мать, восьмидесяти одного года, проживала в скромном старом доме, безбедно существуя на социальное пособие и пенсию своего покойного мужа, бывшего железнодорожника. Как сказала сама Брум, она работала у Салливанов около года, и именно это первоначально привлекло к ней внимание Фрэнка: несомненно, Ванда была самым новым членом прислуги. Само по себе это еще ничего не означало, но по всем отзывам Салливан относился к своей прислуге очень хорошо, а слуга, проработавший долго и получающий хорошее жалованье, будет предан своему хозяину. И Ванда Брум, похоже, также отличалась преданностью. Только вот вопрос: кому?

Оборот же этот заключался в том, что Брум отсидела срок, больше двадцати лет назад, за растрату, когда она работала бухгалтером у одного врача в Питтсбурге. Все остальные слуги были кристально чистыми. Значит, эта женщина способна преступить закон, и она побывала за решеткой. Тогда ее звали Вандой Джексон. С Джексоном она развелась, выйдя из тюрьмы, или, точнее, он бросил ее. С тех пор данных о задержаниях больше не было. Ванда сменила фамилию, судимость осталась далеко позади, так что если Салливаны и наводили справки о ее прошлом, они, скорее всего, ничего не нашли, а может быть, им было все равно. Судя по всем отзывам, последние двадцать лет Ванда Брум была честным, трудолюбивым гражданином. Фрэнку захотелось узнать, почему все это изменилось.

— Ванда, вам в голову не приходит больше ничего такого, что могло бы мне помочь?

Фрэнк постарался придать себе как можно более благодушный вид. Открыв записную книжку, он притворился, будто делает в ней какие-то пометки. Если Ванда действительно сообщница, меньше всего сейчас было нужно, чтобы она побежала к Роджерсу, в результате чего тот заляжет на дно еще глубже. С другой стороны, если сейчас расколоть ее, возможно, она просто переметнется на другую сторону.

Фрэнк мысленно представил себе, как служанка протирает пыль в прихожей. Ей не составило бы никакого, абсолютно никакого труда смочить тряпку раствором, после чего осторожно промокнуть клавиатуру охранной сигнализации. Все выглядело бы совершенно естественно, и никто, даже глядя на нее в упор, ничего бы не заподозрил. Просто старательная служанка выполняет свою работу. Затем незаметно спуститься вниз, когда все спят, быстро зажечь флуоресцентную лампу — и ее дело сделано.

Формально Ванду Брум можно будет считать соучастницей убийства, поскольку человек, проникающий в чужой дом, с большой долей вероятности может совершить убийство. Однако Фрэнк не очень-то стремился отправить Ванду куда-нибудь далеко на значительную часть оставшейся жизни; гораздо больше его интересовал главарь. Сет был уверен в том, что не сидящая напротив него женщина разработала этот план. Она лишь сыграла свою роль, пусть важную, но маленькую. Фрэнку же был нужен церемониймейстер. И ради этой цели он договорится с прокурором штата о том, чтобы к Ванде отнеслись с максимальным снисхождением.

— Ванда! — Подавшись вперед, Фрэнк с жаром схватил женщину за руку. — Больше вам в голову ничего не приходит? Ничего такого, что поможет мне схватить того, кто убил вашу подругу?

Получив наконец в ответ слабое покачивание головой, Сет откинулся назад. Он не ждал многого от первой встречи, однако изложил свою позицию. Стена начинала рушиться. Сидящая перед ним сейчас женщина не предупредит своего сообщника, в этом следователь был уверен. Он потихоньку начинал подбираться к Ванде Брум.

Как ему вскоре предстояло узнать, он уже продвинулся слишком далеко.

Глава 14

Бросив ручную кладь в угол, Джек швырнул пальто на диван, борясь с желанием отключиться прямо на ковре. Смотаться на Украину и обратно за пять суток — это самое настоящее убийство. Достаточно уже одной семичасовой разницы во времени, но для человека, готовящегося перешагнуть восьмидесятилетний рубеж, Уолтер Салливан был просто неутомим.

На границе их встретили с предупредительностью и уважением, подобающими богатству и репутации Салливана. Далее последовала череда бесконечных встреч. Высокие гости побывали на заводах и шахтах, в административных зданиях и больницах, после чего отправились на ужин с мэром Киева, где сильно напились. На следующий день их принял президент Украины — и меньше чем через час он уже ел у Салливана из рук. В получившей недавно свободу республике больше всего ценили капитализм и частное предпринимательство, а Салливан был капиталист с прописной буквы «К». Каждый хотел обменяться с ним парой слов, пожать ему