Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Андрей усмехнулся. Он уже выбрал идти ва-банк.
– Ну допустим. А сейчас-то ты зачем его слила? Не верю, что меня испугалась.
– Правильно не веришь, мне до тебя дела нет. Просто Краснова твоя знаешь, что посоветовала как-то? Вместо того, говорит, чтобы детей окучивать, лучше наладить отношения с их отцом. То есть с тобой. Представляешь? Выскочка, блин, продажная. – С усмешкой сбила пепел об блюдце. – Но что-то в этом было, к тому же, дружба с тобой вывела бы меня из-под зависимости от Маруновского. Вот и всё. А вешать на меня собак в мифическом заговоре против тебя не надо. Я, хочешь верь, хочешь нет, тебе лично, Иванов, зла не желаю. Мне дочка моя нужна.
– То есть, это по задумке Маруновского ты должна была заявиться именно на этой неделе, с заявлением на развод и требованием оставить детей с тобой, так?
– Угу. И Маринкиными истериками о том, что она хочет к маме. Но с этим твоя Краснова не справилась, времени не хватило.
От пренебрежительного «твоя Краснова» опаляло злостью, но Андрей держался, заставляя себя думать лишь о главном. Итак, Маруновский и здесь оказался на шаг впереди, подгадав под эту чёртову неделю юбилейного слёта даже острые семейные проблемы.
– Ты говоришь, с марта здесь находишься, с Маруновским шашни развела. А как же твой турок?
– Господи, ну зачем такие дебри, Иванов? Это-то здесь причём? – в сердцах затушила окурок об блюдце и залпом допила кофе. – Нет никакого турка, уже года полтора как. Живу действительно в Крыму, одна, сама себе хозяйка, ни от кого не завишу. Так тебе легче?
– Тогда зачем тебе Маринка?
– Ты дурак, Иванов? Она моя дочь!
– Она уже одиннадцать лет твоя дочь, и пять из них ты об этом даже не вспоминала. К тому же, у тебя ведь есть ребёнок от турка. Тоже дочь, если не ошибаюсь? Или её отец вовремя понял с кем имеет дело и увёз ребёнка подальше от тебя?
– Заткнись, ладно?
– Нет, не ладно. Ты требуешь у меня детей, и я хочу понимать, что тобою движет. В проснувшиеся материнские чувства, естественно, не верю, поэтому ищу меркантильные мотивы.
– Скотина ты бесчувственная.
– Да, ты права, я всё тот же.
Она долго молчала, обиженно сопя и кусая губы.
– Нет у меня больше детей. И уже никогда не будет. Доволен?
– Но ты же была беременна?
– Беременная, не значит родившая, Иванов! И иди к чёрту со своими вопросами, мне, если ты не заметил, больно об этом говорить!
Андрей отвёл взгляд.
– Извини. Я не знал о… о твоих проблемах. Что случилось?
– Иди к чёрту! – она бросилась из кухни в комнату, захлопнула за собой дверь.
Андрей выждал немного, и пошёл следом. Лирическое отступление затянулось и увело от главной темы, нужно было выруливать обратно.
– В общем, Ир, можешь Маруновскому так и сказать, ни хрена у него не выйдет – ни на службе меня подсидеть, ни помочь тебе детей забрать. И того, что он в нашу с тобой койку тогда залез тоже не прощу, надо будет – ещё один зуб выбью.
– Дурак ты, Иванов, и мент из тебя хреновый. – Вполне уже успокоившись, Ирка сидела в кресле и курила. – Я тут полчаса распиналась о том, что козням с Маруновским предпочла нормальный диалог с тобой, а ты так ничего и не понял.
Андрей удовлетворённо кивнул и пошёл к выходу. Но у двери остановился.
– Кстати, по поводу Красновой. Получается, не предполагалось никакой стажировки в Турции?
– Господи, да нет, конечно! Откуда? Я ей просто фотку Гранд-отеля в турецком журнальчике показала, говорю – вот, смотри, это медицинский центр, здесь работать будешь, если поможешь мне, а у неё глазки-то и загорелись сразу! Молодая она для тебя, Иванов, ветер у неё в башке и радужный кисель вместо мозга. Найди уже себе тётку по возрасту и успокойся.
– Стерва ты, Ир.
– Это жизнь, Иванов, здесь каждый сам за себя. А на счёт Маринки мы не договорили, даже не надейся.
От жены направился сразу к Отделению. На душе было неспокойно, душила злость на Ирку, но в то же время неожиданно по-новому заиграла её личная ситуация. Становилось понятно, что желание вернуть детей это не столько блажь или месть, сколько позднее раскаяние и попытка исправить ошибки прошлого. Методы её, конечно, были те ещё, но ничего другого он от неё и не ожидал. Избалованная родительской вседозволенностью, она до сих пор считает, что весь мир ей чем-то обязан, всё так же пытается идти по головам и, топая ножками, требовать немедленного удовлетворения своих капризов. Дурная баба, даже жалко её. Чисто по-человечески.
Вместе с мыслями об Ирке, конечно, наплывали и мысли об Оксане. Неужели всё что случилось между ними, действительно было игрой? Тогда браво. Он поверил. Так поверил, что до сих пор не может отойти от финала. И не важно, что та стажировка оказалась блефом, важно, что её оказалась достаточно для предательства. Жалеет ли теперь Оксана? Да и вообще, вспомнила ли за весь этот день хотя бы о детях? Уж про себя Андрей даже не брался думать. Тут всё понятно. Ирка ведь права – не в свой огород залез козёл, вот и поделом ему, старому.
Занятый мыслями, даже не сразу услышал, как его зовут. Оказалось, Харламов подошёл к летучке оперов.
– Ты чего тут? Неужели даже внутрь не пускают уже?
– Петрова с планёрки жду.
Олег сощурился.
– Та-а-ак… А чего в кустах?
– Не хочу светиться…
И в общих чертах обрисовал Олегу ситуацию, свои соображения и планы. Тот с ходу оценил масштаб.
– А вытянешь, Сам-Самыч? Давай-ка всё-таки Львовича в известность ставь, он тебе опергруппу даст.
– Нет, не вариант. Всё уже заряжено, с минуты на минуту Маруновский нарисуется и начнётся жара. Нет времени на бюрократию. Да и в жерло я не полезу, сегодня просто похулиганю немного, под шумок соберу больше фактов, а завтра уже по полной через начальство решать будем.
– Меня куда определишь?
Андрей без лишних слов протянул руку, крепко пожал, протянутую в ответ руку Харламова.
– Спасибо, дружище! Пока не светись без толку. И если есть у тебя кто-то из надёжных парней внештатных, поставить бы возле Иркиного подъезда.
– А,