– Ничего не ясно, – нервно перебил ее Денис.

С его губ слетали мелкие брызги слюны, он говорил быстро и лихорадочно. Саша видела, как он взволнован. – Вы что хотите сказать – у нее не было денег купить эту жалкую мазню?!

– Деньги у нее были, да только жена Корзухина не взяла этих денег! Эта картина не продавалась!

– С чего бы это?

– А ваша жена объяснила, как картина оказалась у нее?

Денис промолчал. Он смотрел то на Сашу, то на портрет жены. Глаза у него забегали, они будто очистились от пыли, заблестели. Саша дрожала, но отступать не собиралась. Она с трудом выдавила:

– Ваша жена… Она воровка, при всех своих бриллиантах и соболях. А вы знаете, что ее могут обвинить в двойном убийстве и поджоге квартиры?!

Внезапно гость охнул, согнулся, будто его ударили в живот, и прижал ладони к своему объемному пузу. Саша смотрела на него, ничего не понимая, а он зажмурился. По его лицу струился пот. Денис с трудом выпрямился, нашарил рукой спинку стула и оперся на него. Другой рукой он продолжал нежно поглаживать свой живот.

– Что с вами? – отрывисто и без всякого сочувствия спросила Саша. Ей казалось, что гость пытается разыграть какую-то комедию.

– Ничего… – процедил он. – Воды кипяченой дайте… Ну, что смотрите?! Мне таблетку надо принять.

Саша двинулась было к двери, но буквально через мгновение там показалась рука соседки со стаканом воды. Бабка Верка была не в силах устоять перед искушением и давно проникла в квартиру.

Саша взяла у нее стакан и подала Денису. Тот пошарил в кармане, достал красно-белую коробочку, вытряхнул капсулу и запил ее водой. Но боль, казалось, не проходила. Поймав недоумевающий взгляд Саши, он сдавленно пояснил:

– Минут через двадцать подействует… Господи, что ж меня так… Это все правда?

– Правда, – уже мягче сказала Саша. Она видела, что мужчина и в самом деле болен и очень страдает. – А вы ничего не знали?

– Откуда же… Я думал… Да мало ли что я думал.

Денис тяжело опустился на стул и начал отирать с лица пот. Он тяжело дышал, и Саша видела, он сдерживает стон.

Бабка Верка просунулась в дверь и шепотом предложила вызвать «скорую». Денис, увидев ее, ничего не сказал. Сейчас его уже ничто не волновало. Он ожидал, когда подействует таблетка, и старался поменьше двигаться, дышал часто и неглубоко. Наконец он выпрямился на стуле, недоверчиво прислушался к своим ощущениям и глубоко вздохнул.

Последний раз провел по лбу и шее носовым платком и сунул его в карман.

– Мне пора, – слабым голосом произнес он. – Да… Что же я хотел…

Его взгляд упал на портрет жены. Секунду он смотрел на него, потом повернулся к Саше:

– Продайте мне его.

– Нет, не могу, – покачала головой девушка.

– Почему не можете? Он ничего не стоит.

– Ошибаетесь. После всех этих трагических событий картины Корзухина очень поднялись в цене!

Вы, что, не знаете? Странно! Вы же сами оценили маленький пейзаж в десять тысяч долларов!

Бабка Верка охнула и дернула Сашу за рукав:

– Правда, что ли? А где эта картина? Хоть посмотреть…

Но Денис быстро проговорил:

– Чепуха! Вы продайте! Ну, предположим, за двести? Двести долларов!

Саша рассмеялась:

– Ваша таблетка, наверное, действует не только на желудок? Вы оценили свою картину в десять тысяч, а мою – всего в двести долларов?! Для меня, – она подчеркнула эти слова, – для меня портрет вашей жены стоит очень дорого!

– Ну, сколько? – поморщился Денис.

– Отдайте мне договор, – просто ответила она.

Бабка Верка ничего не понимала. О договоре она слышала впервые. Она продолжала дергать Сашу за рукав и шепотом советовала содрать с нового русского побольше и пригрозить милицией, если он что-то украл. Денис Григорьевич, как ни странно, услышал этот шепот и натянуто улыбнулся:

– Я ничего не крал, дорогая… Как вас там? Да не волнует меня ваше имя! – раздраженно закричал он, увидев, что бабка Верка открыла рот и собралась представиться по всей форме. – Саша, скажите этой бабе, чтобы убиралась!

– Уйдите, – тихо попросила соседку девушка. – Кажется, он согласится. Не бойтесь, он меня не тронет.

Бабка Верка ушла не далеко – только до входной двери. Саша слышала, как она там топчется, и была ей за это очень благодарна. Денис Григорьевич подумал недолго, секунду – не больше. И вынул из кармана договор:

– Берите, читайте. Хотите – порвите, хотите – оставьте себе на память.

Саша, убедившись, что договор тот самый, который она подписала, порвала его на мелкие клочки.

Денис тем временем залез на стул и снял со стены картину. Оглянулся, поднял с пола брошенную им оберточную бумагу и наскоро обернул ею портрет.

– Забыли вашу картину, – презрительно сказала Саша. Она видела, что картина, которую Денис демонстрировал ей в глазок, была всего-навсего дешевой копией «Княжны Таракановой». – И чего ради вы ее принесли?

– Чтобы вы мне дверь открыли, – буркнул Денис, возясь с бумагой. – Слушайте, Саша!

Он смотрел ей прямо в лицо, и девушка удивилась, увидев неподдельную боль в его глазах. И вряд ли эта боль была желудочного происхождения – Моя жена – женщина психически нездоровая, – выразительно сказал он – Но она никого не убивала. Украсть она могла… Тем более, вы говорите, что есть свидетели. А вот убить никогда. И запомните это, милая… Сначала запомните, а потом вообще забудьте о ней. Молчали ведь до сих пор?

Он задохнулся, будто воздух встал ему комком в горле. Саша многое хотела ему сказать. И прежде всего то, что в таких обстоятельствах глупо обращаться к ее состраданию. Ведь всего несколько минут назад он сам запугал ее до смерти! И что ей все равно – больная у него жена или здоровая.

Что милиция ищет эту женщину и покрывать ее по крайней мере опасно. Но она не сказала ничего. Денис посопел ей в лицо, повернулся и ушел.

В прихожей слабо пискнула бабка Верка. Дверь за ним захлопнулась.

Любопытство соседки так и осталось неудовлетворенным. Но Саша, горячо поблагодарив ее, быстро выставила ее за дверь, сказав, что у нее дико разболелась голова и она сейчас ляжет спать. Единственным, что бабка Верка уважала, был чужой сон.

Особенно она следила за тишиной по ночам. Стоило кому-то включить музыку после одиннадцати – бабка Верка грозилась вызвать милицию.

Спровадив соседку, девушка подобрала с пола клочки бумаги – все до единого, отнесла их на кухню и сожгла в пепельнице. Пока они горели, девушка не сводила с них глаз. Перед ней все время возникало страдальческое лицо визитера, его искаженные от боли черты, остановившиеся глаза…