– Подождите! Лэрд…

Монтроз остановился. Обернулся, глянув удивленно, придерживая рукой ветку у себя на пути.

– Вы…

Маред задохнулась, с трудом перевела дыхание и выдохнула – словно прыгнула в ледяную воду реки:

– Как вы намерены провести сегодня вечер?

Несколько бесконечных мгновений спустя Монтроз безразлично пожал плечами.

– Понятия не имею. Ничего определенного.

– Тогда… я приду?

Слов было сказано. Невозможное, постыдное, мерзкое. И мелькали перед глазами проклятые камерографии в гадкой газетенке, а с другой стороны – четкие ровные буквы, черным бисером рассыпавшиеся по листам контракта. Контракта, в котором королевский стряпчий дюжину раз мог бы подловить Маред, но предпочел ткнуть во все неудачные и сложные места носом, как нашкодившего котенка.

– У вас еще два дня, – ровным, совершенно ничего не выражающим тоном напомнил Монтроз.

– Нет. Не два. Я хочу окончательно решить все до того, как начну у вас работать, – выпалила Маред и увидела непонятное выражение на лице Монтроза, стоящего в трех шагах. – Сегодня же! И если не смогу, то лучше понять сразу…

– Хорошо, – сказал Монтроз. – Благодарю, что предупредили. День у меня занят в городе, но вечером я вернусь и жду вас.

Повернувшись, он шагнул в заросли каких-то лиан. Маред, переведя дыхание, обмякла, только пальцы судорожно, до боли сжимали ключ-камень. Как там было в учебнике истории о полководце, что перешел реку, бросив знаменитое «Все дороги ведут только вперед»… Хорошо ему было, этому древнему завоевателю, его могли разве что убить.

Монтроз и в самом деле уехал примерно через час. Маред из окна своей комнаты видела, как раздвинулись главные ворота и выехал мобилер. Вздохнув, она потерла усталые глаза, только сейчас заметив, что опять испачкала пальцы чернилами. Что за проклятие такое, и ведь ручки в доме лэрда самого высшего качества… Ключ-камень так и лежал на уголке стола, просматривать его сейчас не хотелось. Впрочем, после часа работы с «Руководством», легко найденным в библиотеке, Маред все-таки решилась.

Память ключ-камня оказалась почти чистой: пара конвертов с несколькими листами в каждом. Первый конверт назывался «приспособления», и его Маред не стала даже трогать, открыв «контракты» и по привычке развернув все документы на экране разом. Жадно вчиталась в первое же окно. Потом в другое, третье, и так пока не дочитала всю дюжину. Откинулась на подушку и прикрыла глаза, осознавая прочитанное.

Это было великолепно. Виртуозная работа мастера, продумавшего все, даже то, о чем Маред на самом деле не имела и не могла иметь ни малейшего понятия. С юридической точки зрения контракты Монтроза были совершенством, чудом продуманности. И с каждым новым документом Маред становилось все страшнее и тоскливее. Где-то на пятом все-таки пришлось открывать конверт «приспособления», потому что именно там находился словарь, упомянутый в приложении к контракту.

О да, словарь там был. Очень подробный и прекрасно иллюстрированный. Кнуты и плетки, кандалы, ремни для связывания, продолговатые предметы непонятного вида – прочитав описание, Маред густо залилась краской и передернулась. Как? Неужели применение подобного может нравиться? Ну, допустим, мужчины – создания от природы склонные к разврату, но женщины?!

Она поспешно отвела взгляд от картинок, обратившись к формулировкам. Они тоже нравственностью не отличались, но, юрист она, в конце концов, или нет? А уж формулировки лэрд стряпчий давал исчерпывающе точные. Обязанности и права хозяина, обязанности и права фаворитки или фаворита. То есть в клубе состоят и женщины в роли хозяек? Маред вздохнула и просто запомнила это, стараясь не углубляться в мысли. Правила этикета в клубе. Этикет при встрече членов клуба за его пределами. Гарантии безопасности здоровья и репутации…

За пару часов Маред узнала о видах человеческого порока больше, чем за всю жизнь, и это ошеломляло. Но самым странным и неожиданным было то, что даже в этом темном и пугающем мире существовали четкие правила и традиции, на страже которых, как она поняла, и стояли люди, подобные лэрду Монтрозу. Мастера…

Стемнело как-то незаметно, и уставшие глаза разболелись. Выключив вычислитель, Маред спустилась в столовую, где на специальном столике под стеклянным колпаком всегда лежало легкое угощение на случай, если кто-то из обитателей дома проголодается. Это тоже было странно и не похоже на порядок в других домах, но Маред уже начала привыкать к тому, что у Монтроза многое делается иначе. Она что-то съела, совершенно не чувствуя вкуса и не обращая внимания, что именно жует. Снова поднялась наверх и замерла, как застигнутая на месте преступления воровка: снизу послышался голос лэрда, что-то весело рассказывающего экономке.

Юркнув в ванную, Маред вцепилась ладонями в край огромной умывальной раковины и посмотрела в зеркало над ней. Отражение ответило ей перепуганным взглядом. Пора решать… То есть не решать, а делать то, на что уже решилась. Она не может прямо сейчас спуститься вниз и уйти из этого дома – шантажисты не простят срыва их планов. Значит, надо играть по правилам Монтроза и Чисхолма – обоих одновременно.

Торопливо раздевшись и набрав в ванну горячей воды, Маред зло растерлась мочалкой, пока кожа не покраснела. Рядом на полках выстроились бесчисленные флаконы, бутылочки, баночки и коробочки – самая прихотливая лэди осталась бы довольна таким арсеналом для поддержания красоты. Но Маред взяла только самое простое миндальное мыло почти без запаха… Если лэрду Корсару не понравится, как она выглядит и пахнет – тем лучше. В животе скручивался комок противного страха. Перед глазами плавали картинки с ключ-камня. Что выберет Монтроз для первой ночи, когда ему не надо ни торопиться, ни уговаривать? Плеть? Ремень? Кандалы или что-то похуже?

Вода, мыло, снова вода… Маред тщательно прополоскала волосы, стараясь не думать о том, для чего это все. Она еще никогда не чувствовала себя одновременно такой безупречно чистой снаружи и грязной внутри. Время плыло незаметно, и то, что пора выходить, она поняла только по сморщившейся от горячей воды коже на пальцах рук и ног.

Покинув ванну, она вытерла полотенцем влажные волосы, расчесала их, ожесточенно раздирая спутавшиеся пряди. Заставив себя успокоиться, вытерла брызнувшие слезы и причесалась снова, уже неторопливо, подсушивая каждую прядь мягкой полотняной салфеткой. С горечью подумала, что когда-то мечтала понежиться в такой ванне, а уж если перепробовать всю эту роскошь на полочке… Подсохшие волосы легли на плечи мягкими блестящими локонами – дальше тянуть было глупо и бессмысленно.

Посмотрев на снятое платье, корсет и белье, она заколебалась. Надевать их на мокрое и распаренное тело, потом стягивать снова… На глаза попался висящий на вешалке длинный атласный халат, и Маред сдернула его, накинула на плечи густо-лиловую скользкую ткань, глянула на себя в зеркало. Халат был, несомненно, дамский, судя по покрою, а ванной этой никто больше не пользовался. Значит, она вполне может надеть его, правда? Прохладная нежная ткань с готовностью обволокла тело, прильнула, и Маред почувствовала себя хуже, чем голой. Она торопливо вышла из ванной, чтобы не растерять остатки решительности.