Долина Или здесь вся была заселена, но дома стояли в запустении — сказывались последствия дунганского восстания. О том же напоминали развалины старой Кульджи, сожженной повстанцами — сожженная Кульджа, по рассказам очевидцев, была куда больше вновь отстроенной.

«3 сентября. Прошли 22 версты вверх по Талкинскому ущелью до озера Сайрам-нор. Здесь стоит теперь наш пост из 15 солдат и 10 казаков при офицере. Несчастный офицер — юноша (Ходоровский), заброшенный судьбою из Варшавы на Сайрам, живет один-одинешенек среди киргизов и караульных казаков. Нет ни книг, ни газет. Оторван от всего мира. Как не сделаться при такой жизни пьяницей! Ранее стоявший здесь сотник сибирского войска Кубарин оставил по себе память — целую груду пустых бутылок».

Лучший путь сообщения Илийской долины с Джунгарией с давних времен лежал по так называемой Императорской дороге, построенной по приказу китайских императоров для связи Поднебесной империи со своими крайними западными владениями. Эта дорога, удобная для колесной езды, из долины Или шла от города Суйдуна по Талкинскому ущелью, прорезавшему южный склон северных отрогов Тянь-Шаня (известных благодаря Северцеву под именем Семиреченского Алатау) и выходила на озеро Сайрам-Нор. Узкое ущелье, окруженное отвесными утесами, на дне которого бежала быстрая горная речка с густо поросшими кустарником берегами, тянулось 24 версты. После дорога пошла более пологой. Озеро Сайрам, одно из высокогорных озер Тянь-Шаня, располагающееся на 6400 футов абсолютной высоты, описано Пржевальским как пресноводное, с гладкими, чистыми берегами и светлой водой. От него Императорская дорога поворачивала на восток, к китайским городам Шихо, Манас и Урумчи.

В начале сентября установилась прохладная погода, особенно отрадная после летней жары. Местность после ущелья перешла в степь, дорога была отличной. 6 сентября путники сошли с Императорской дороги и начали забирать севернее, чтобы миновать китайские города и выйти прямо в Гучен.

7 сентября, однако, всю ночь шел проливной дождь со снегом, выпавшим в горах и сдуваемым вниз, в долину. Из-за дождя вышли поздно — в 8 часов утра. Впереди было три версты очень крутого подъема, трудного для нагруженных верблюдов, тем более что перевал располагался на 8000 футов абсолютной высоты.

Каково же было негование Пржевальского и его спутников, когда дня через три выяснилось что проводник провел экспедицию кружным путем, «обманул маленько», чтобы пройти в результате то место на реке Бороталы, где жила его сестра! Этой же ночью киргизы украли у путников лошадь. Без лошадей экспедиция была обречена, так что Пржевальский не стал искать виноватых и приказал отобрать у местных одну лошадь силой. Что характерно, проводник, видя, что казаки отбирают лошадь, наивно стал просить отобрать две — одну на его долю.

14 сентября экспедиция остановилась у следующего озера с названием Эби-Нор[86] (по-киргизски Джасыль-Кюль, то есть «голубое озеро»), гораздо большего, чем Сайрам, но соленого, с непригодной для питья водой. Стояла жаркая погода (+25 градусов), было полно комаров и мошек.

За два следующих дня путешественники прошли еще 20 верст и вошли в полностью бесплодные горы Майли. Резкий континентальный климат Джунгарии[87] не преминул дать о себе знать: 22 сентября выпал снег. Стало очень холодно, особенно по контрасту с недавней жарой. Местность была сырая, и лихорадка вернулась к не до конца выздоровевшим путешественникам. К кожному зуду добавилась лихорадка, против которой плохо помогал даже хинин.

Тем не менее Пржевальский не мог отказать себе в удовольствии поохотиться. 25 сентября он убил молодую самку архара, а его спутник Павлов — шестилетнего самца и лисицу. На следующий день экспедиция снова вышла на колесную дорогу из Шихо[88] в Чугучак. Вдоль дороги здесь на расстоянии 20–25 верст стояли калмыцкие пикеты. По пути часто попадались киргизские кочевья с огромными стадами баранов и лошадей, которые паслись в этой плодородной степи.

2 октября 1877 года экспедиция прошла относительно невысокий перевал через горы Дамо. Местность была бесплодной и безлюдной — горы, россыпи камней. Этот день ознаменовался происшествием. С ближайшего поста приехал торгоутский офицер (дзангин) и потребовал паспорт, но не смог прочитать написанное по-китайски. Затем дзангин объявил, что напишет о русских в город Булун-Тохой тарбагатайскому цзяньцзюню (губернатору) и до получения ответа не пустит далее. До Булун-Тохоя было 18 станций и это означало что экспедиция застрянет здесь надолго. Пржевальский поступил так же, как когда-то в Корее — разругал дзангина и объявил ему, что пойдет, не спрашивая позволения, а при попытках его остановить велит стрелять. Дзангин сдался, но грозил написать цзяньцзюню, что мало волновало путешественников. Экспедиция продолжила путь.

3 октября Пржевальский записал: «Сегодня ночью опять распухло у меня лицо около глаз, сам не знаю отчего. Быть может, на Мукуртае укусила какая-нибудь букашка. Словно сглазил я свое здоровье: прошлые экспедиции не знал, что такое болезнь, теперь же постоянно чем-нибудь болен. Видно, „укатали лошадку крутые горки“… Проводник говорит, что здесь половина дороги до Гучена. Как-то мы пройдем безводные пески, которые лежат впереди?»

К тому времени экспедиция прошла 470 верст.

5 октября путники подошли к краю хребта Семистау, достигающего 4000 футов абсолютной высоты. Здесь их настигла сильнейшая буря, пошел снег. Ветер был так силен, что палатки едва устояли, огонь невозможно было разводить. Было очень холодно. К полуночи буря стихла, и грянул мороз −11°.

В пройденной части Джунгарии население встречалось спорадически только на пространстве от Тянь-Шаня до гор Делеун — в западной гористой и более плодородной части страны. Это население состояло из двух народностей: киргизов (казахов) и монголов-торгоутов. Пржевальский описывает, что киргизы, в отличие от монголов, живут аулами по 20–30 и более юрт и живут зажиточно (даже склонны к тучности, что по тем временам было ярким признаком достатка), занимаясь скотоводством, а по долинам рек — земледелием. Тургоуты, напротив, обычно тонкие, сухопарые; роста среднего или часто небольшого. Вид изнуренный, в особенности у женщин. Чистокровный, халхаский тип монгола между торгоутами встречается редко. Так же резко торгоуты отличаются от своих восточных собратьев и по характеру. «Халхасец, по крайней мере, гостеприимен и простак душою. С началом дунганских неурядиц множество тургоутов было убито или ограблено дочиста. Женщины тургоутов все вообще малорослые, крайне непривлекательные по наружности. В городе Курле несколько работниц, шивших войлок для нашей юрты, с жадностью ели оставшееся после перетопки сало, перегорелые кусочки бараньих курдюков. Наш казак Иринчинов угощал дам этим лакомством».

Пржевальский упоминает, что здесь, в Джунгарии, живет и торгоутская ханша, которая этой осенью должна приехать на Юлдуз для погребения там на горе Эрмин-Ула хана, умершего в Пекине несколько лет назад. Теперь этот хан будет привезен на родину для предания земле.

В третьей декаде октября уже грянули крепкие морозы в −23°, установился снежный