чужое. Возьмите стеклянную банку с разными камешками, встряхните ее хорошенько, и вы увидите: крупные, средние и мелкие камешки лягут слоями на свои места. У каждого камешка свое предназначение. Люди рождаются с заданным предназначением в смысле той или иной среды и задачи. Изменив себя, мы можем изменить свое предназначение.

Не перебиваемый никем из друзей, Тимофей замолчал, задумался. Опять стало тихо.

— Закончил? — спросил его через несколько минут Глеб.

— Ах, да, я сказал все, что хотел, — очнулся Тимофей и огляделся. Со всех сторон на него смотрели внимательные дружелюбные глаза. Видно было и то, что каждый из друзей не раз проверял и испытывал эти идеи и умом, и своей жизнью, и также то, что у каждого был целый арсенал сомнений и возражений. Но друзья молчали, давая чувствам улечься, а мыслям отстояться.

Первым заговорил Жора:

— Я хочу спросить тебя, брат Тимофей, что, по-твоему, случилось с Никличем и с Ольгой? Что ты думаешь о рассказах Никлича? Ты считаешь, что все это — острова, путешествия, архипелаг Макам, Гранитовый смерч и Три Голых Старца — галлюцинации?

— Нет, это правда, — спокойно отвечал Тимофей. — Это один из двух модусов нераздельной Реальности, которую мы разорвали на внутреннюю и внешнюю. Я предлагаю преодолеть это разделение, отказаться от непроницаемых перегородок, которые мы создали. Вспомните, что у Гермеса: как наверху, так и внизу, как внутри, так и снаружи.

— И какая вытекает из этого задача? — спросила Кэт.

— Создавать двуединую Реальность.

— Но как???

Но Глеб не дал разгореться дискуссии. Он предложил все обдумать и обсудить на другой вечер.

Так и порешили. Разошлись задумчиво, молча.

8

Замечали вы, что великие горизонты гор оглушают людей, в них обитающих, делают их неуклюжими в мире городской жизни. Людям, привыкшим к просторам, трудно жить в суете малых дел и забот.

Рыжий веснущатый Глеб был человеком гор. По ночам Глебу снились бескрайние горные кряжи, вздыбленная поверхность земли и неохватные просторы неба. Он слышал напряжение сходящихся плит, вывороченных и громоздящих друг на друга пласты обнаженной породы. Он слышал, как ветер шлифовал и обтачивал непокрытые снегом зубья вершин, а глаза его неотрывно смотрели туда, где за горными пиками раскрывались видения, доступные немногим.

Но в Дуракине не было гор и не было воздуха. Он не мог соразмерить с дуракинскими масштабами и свою речь. Когда он говорил, ему казалось, что слова не схватывают сути — ощущения несоизмеримости реального мира и человеческих схем. Чтобы не кричать, он говорил очень тихо и слегка заикался.

Каждую ночь в связке с двумя друзьями альпинистами Глеб поднимался по крутому склону на безымянную вершину. Шли вслепую навстречу густому потоку снега, рискуя быть унесенными порывами ветра. Потом копали пещеру, врубались в плотный снег, как в породу. И вот пещера готова. Глоток коньяка и спать, а наутро последний бросок. Глеб проваливается в сон и просыпается в новом сне.

Он гуляет в дуракинском парке по берегу реки Дурки. В сетке деревьев видит подсвеченное малиновое небо. В мареве заката среди облачных перьев сверкают островерхие контуры елей. Еще он видит: маленькая быстрая ласточка, настойчиво облетает его. Пролетела, едва его не задев, потом вернулась. Кружилась, взмывала в небо, и опять возвращалась. Сердце его забилось: он понял, что эта птица здесь неспроста. Но кто послал ему ее?

Действительно, маленькая ласточка вела себя необычно. Она облетала Глеба, но не кругами, а длинными полосами, так что когда она пролетала справа, она двигалась в том же направлении, что и он, а когда стремительно летела обратно, где-то впереди возникая и так же стремительно исчезая за его спиной, то летела слева от него. Так она носилась некоторое время как будто бы для того, чтобы обратить на себя внимание Глеба, после чего круто взмыла в небо и там под облаками маленькой черной точкой начала описывать круги, парить, взвиваться и падать, и снова взмывать и кружить.

Заглядевшись на ласточку, Глеб не заметил, как сошел с аллеи, по которой он шел, и направился тропинкой к трем вязам — там стояла под вязами одинокая скамья со сломанной спинкой, — за которыми начинался обрыв к речке Дурке, главной реке Дуракина. Именно туда сломя голову летела ласточка-посланница, за полетом которой оторопело следил Глеб, пытающийся угадать скрытый смысл ее маневров. Полет ее был уже похож на падение снаряда, метеорита, стрелы, дрота. Казалось, падающая птица метила в скамейку, ее падение было беззвучным, снаряд не взорвался, дрот не вонзился — птица превратилась в стройную девушку с двумя разлетающимися косичками, удивленными глазами и носом с горбинкой. На шее у нее была нитка бус из голубых камешков.

Встав со скамейки, девушка пошла навстречу Глебу. В то же мгновение таинственная струя воздуха пронеслась от ее плеч к плечам Глеба, и между ними возникла таинственная тонкая связь, говорящая о том, что судьба этого юного существа может в один прекрасный день стать частью его судьбы.

Тонкая, изящная фигурка девушки начала властвовать над расступившимся пейзажем и наконец поглотила его — ничего, кроме нее, не было: среди бела дня исчезла поляна, пропали птицы, куда-то испарились вязы, осталась только эта девушка, которая шла ему навстречу.

Глеб не стал менять направление, хотя сначала у него возникло побуждение отклониться в сторону и пройти мимо нее, но он все же от этого трусливого намерения отказался, решив идти ей навстречу через поляну. И вот они уже друг перед другом: маленький рыжеватый охотник за небесными артефактами и тоненькая девушка с косичками-крылышками и живыми искорками в глазах — они стояли так близко, что он видел голубую жилку, бившуюся у нее на шее, — ее открытое смуглое лицо было обращено к Глебу. Она смотрела на него долгим ласковым взглядом, от которого ему стало радостно.

— Вы идете туда? — спросила его девушка — голос у нее был доверчивый и детский с легким захлебом — и, не дожидаясь ответа, пошла в направлении, противоположном тому, по которому шел Глеб. — Я вышла погулять в парк, а потом заблудилась. Вас ведь не затруднит вывести меня отсюда?

— Туда? Нет, не затруднит, — отвечал Глеб, пробуя понять неопределенный смысл произнесенного ею слова, и пошел за ней, привлеченный непонятным ему внезапно возникшим магнетизмом. Он все еще не понимал, откуда эта девушка появилась и какая связь между ней и упавшей ласточкой, но ему хотелось слушать ее голос и быть ей полезным. Девушка между тем легко и непринужденно щебетала, при этом выражение ее лица менялось каждую секунду:

— Меня зовут Ласточка. Немного