Элизабет не на шутку всполошилась. Она открывает рот, чтобы дать ему достойный ответ, но на экране появляется Мелани. Наступает решающий момент. Сейчас наконец мы увидим лицо Люка. Черный ботинок ступает на перрон, камера поднимается выше, мы видим его ноги, руки, шею. Так что же это за священник?

– Как он похож на Грега! – воскликнула Луиза.

Я смотрю на Грега, потом на экран, потом опять на Грега, потом на экран. Я не верю своим глазам. Марин тоже, если судить по ее широко раскрытому рту. Все обитатели «Тамариска» не спускают глаз с Грега. А он скромно улыбается.

– Так это ты? – едва смогла произнести Марин.

– Да, это я, – не без бахвальства произнес он.

– Но как? Когда? Расскажи! – воскликнула я.

Кадры фильма продолжали сменять друг друга, но теперь всех занимали не они, а история аниматора из дома престарелых, снявшегося в «Самой прекрасной жизни».

– Вы помните, что я брал неделю отпуска. Я был в Марселе! Я прошел кастинг в начале года, снимался два дня, и они меня взяли на роль священника!

– Но ты ведь должен был часто ездить на съемки? – забеспокоилась Марин.

Грег засмеялся.

– Я появляюсь всего лишь в двух эпизодах. Сожалею, что раскрываю интригу, но Люк приехал исключительно ради того, чтобы сказать Мелани, что между ними ничего не может быть.

Из глаз Элизабет полились слезы.

– Не понимаю, почему она плачет, – проворчал Леон. – Она бы предпочла, чтобы священник жил во грехе?

– Ничего такого я не имела в виду, – всхлипнула старая дама. – Мне грустно, потому что теперь Грег покинет нас: ведь он стал звездой…

Пьер обнял жену в знак поддержки. Люсьенна злобно посмотрела на Грега. Он не ожидал такой реакции.

– Вот именно об этом я хотел с вами поговорить, – произнес он, наклонив голову. – Сегодня утром мне позвонил Тарантино и предложил главную роль в своем будущем фильме. Он не оставил времени на размышление, но, видимо, мне оно и не потребуется, потому что подобные предложения не обсуждаются.

– Что он сказал? – спросила Арлетта.

Луиза приложила палец к губам, а у Марин был такой же ошеломленный вид, как и у меня – мы обе были поражены, до какой степени могут быть доверчивыми наши старики. Скажи им, что динозавр заглянет к ним на огонек, чтобы поужинать, они спросят, какое блюдо ему приготовить.

– И тогда я ему ответил, что это очень мило с его стороны, но я предпочитаю заботиться о своих пансионерах.

Лица посветлели.

– Вы хороший человек, Грегори! – сказал Пьер.

– А кроме того, еще и звезда! – добавила Люсьенна.

Грег распустил хвост, как павлин.

– А не хотели бы вы переименовать «Тамариск» и присвоить ему имя Грега, раз уж он такой замечательный, – спросила Марин и тут же рассмеялась.

– А почему бы и нет? – возразил Густав. – «Дом по уходу за стариками имени Грега». Звучит хорошо.

– В любом случае мы все вами гордимся, дорогой мой, – заявила Луиза. – Вам довелось пережить прекрасное приключение, а нам выпал шанс приобщиться к этому событию.

Грег посмотрел на Марин и улыбнулся:

– Хорошо, что хоть кто-то мной гордится…

Вместо ответа Марин обхватила его лицо руками и прижалась губами к его губам. Пансионеры застыли в изумлении: впервые Грег и Марин так открыто и публично заявили о своих отношениях. В тот момент, когда Марин разжимала свои объятия, Роза, подозревая неладное, спросила меня:

– Я не все уловила – она что, тоже актриса?

77

Марион постелила мои любимые простыни: белые с вышивкой.

Было странно вновь оказаться в этой парижской квартире, где я прожила столько месяцев. Мне казалось, что та жизнь принадлежит другому человеку, но старые привычки вновь заявили о себе, как будто эта жизнь никогда и не кончалась. Как и раньше, я села с левой стороны дивана.

– Ну как, тебе очень не хватало Парижа? – спросила Марион, вставляя капсулу в кофемашину.

– Честно говоря, я ни секунды по нему не скучала. Единственное, чего мне не хватало, так это кофеен «Старбакса», но они не идут ни в какое сравнение с океаном.

Марион закрыла глаза, запрокинув голову назад.

– Океан… Все-таки я должна обязательно к тебе приехать. Но, надеюсь, ты вернешься в Париж?

Вопрос прозвучал как пощечина.

– Ничего не решено, я даже еще не прошла собеседование.

– Нет, но я же тебя так хорошо продала! Уверена, что их устроит твоя кандидатура.

Я долго думала над этим предложением с тех пор, как Марион мне о нем рассказала. Много раз, взяв в руки телефон, я собиралась ей позвонить и попросить, чтобы она аннулировала свою просьбу. И каждый раз я вешала трубку еще до первого гудка. У меня не было никакого желания работать в Париже – как и в Риме, Бордо или Биаррице. Единственное, о чем я мечтала, остаться в «Тамариске». Но Анн-Мари объявила яснее ясного: через месяц мой контракт заканчивается. У меня не было выбора, и должность, которую я предполагала получить, казалась не самой ужасной.

– Хотя рано радоваться, – проговорила Марион, протягивая мне дымящуюся чашку.

– Да, да, ты права: рано радоваться. Меня только одно беспокоит: мне опять придется оставить своих…

– Ничего не поделаешь! Ты уже все сказала матери?

– Нет еще, но чувствую, что почти к этому готова, осталось только освободиться от нескольких зажимов. Но с другой стороны, что я ей скажу: «Ку-ку, мама, я провела восемь месяцев в двух шагах от родного дома, причем скрывала это от тебя, а теперь прощай, я опять уезжаю!»…

– Я уверена, она поймет.

– Надеюсь…

Она ласково улыбнулась мне.

– Но что же на самом деле заставило тебя вернуться в Биарриц? Не хочешь мне рассказать?

Я пожала плечами. Она поняла, что ответ отрицательный, и сразу перешла к другой теме:

– Знаешь, я познакомилась с одним парнем.

– Быть не может! Расскажи!

Удовлетворенно хмыкнув, Марион поведала мне о том, как она с первого взгляда влюбилась в Иссу.

– Я сломала зуб, когда ела сэндвич. Причем не задний, это уж куда ни шло, а передний. Ты бы меня видела в тот момент: та еще уродина, у любого пропала бы эрекция при одном взгляде на меня. Мой зубной врач отсутствовал, и заменивший его Исса спас мне жизнь. Сначала он познакомился с внутренним содержимым моего рта и носа, а потом уже со мной. Думаю, он никогда меня не бросит.

Она засмеялась. Я посмотрела на нее и поразилась, до какой степени наши судьбы переплелись. Марион всегда была рядом. Я постоянно чувствовала ее незримое присутствие. И только одна мысль, что в любой момент я могу ей позвонить, успокаивала так же, как если бы я ей действительно звонила.