— Зачем ты так говоришь? — спросила я Ланю. — Хочешь расстроить меня еще больше? Я и так себе места не нахожу!

— Сама виновата, — безразлично отозвалась она и отвернулась к окну.

Я растерялась:

— Что с тобой, Ланя? Ты же всегда поддерживала меня!

— Ты была маленькой. И ты любила меня. А сейчас ты любишь этого мужчину. Ты его называешь своим другом. Вот пусть он тебя и поддерживает!

Не удержав вздоха, я сказала:

— Как раз сейчас он и не может меня поддержать. Ланя, почему ты говоришь о нем в таком тоне? Он тебе не нравится? Со Славой ты хорошо уживалась. А за этот месяц даже ни разу не появилась.

— Я все время была рядом, — ответила она с упреком. — Только ты никого не замечала, кроме этого англичанина. Слава не отвлекал твоего внимания…

— Наверное, я его попросту не любила…

Ланя ничего не успела ответить, потому что с улицы, как смерч, ворвался мой отец. Чуть не пролетев мимо, он ухватился за мое плечо и, не здороваясь, забросал вопросами, совсем как его сестра:

— Что с ним? Живой? Рита мне сообщила… Инфаркт? А точнее? Что стряслось-то? Такой здоровенный мужичина!

— Папа! — взмолилась я. — Не называй его так!

— Да какая разница? — удивился отец. — Он же не слышит! Где он? В реанимации?

Я совсем обессилела под его натиском. Мои родители всегда были настолько энергичными людьми, что я просто меркла в лучах их жизнелюбия.

— Эй, ты что? — испугался отец и, как в детстве, прижался губами к моему лбу. — Да у тебя температура… Что ты изводишь себя, дурочка? Все равно к нему сейчас не пустят. Пойдем, я отвезу тебя домой, а сам буду звонить и сюда, и тебе. Пойдем, пойдем.

Я оглянулась на запертую дверь, Пол скрывался там от меня. Он не хотел меня видеть.

"Может, и нет никакого инфаркта, — с сомнением подумала я. — Ведь он и правда казался таким здоровым… Может, он просто заплатил кому следует и прячется там?"

Это была совершенно идиотская мысль, но у меня так шумело в голове, что она показалась вполне правдоподобной. Пока отец тащил меня к машине, я высказала это ему. Он посмотрел на меня с недоверием:

— Рехнулась, что ли? Твой Бартон, в отличие от тебя, в своем уме, чтобы такие номера выкидывать. Хотя закрутить роман с девчонкой в его возрасте тоже не очень-то благоразумно. Вот чем обычно такое кончается…

Старый папин "жигуленок" ни в какую не желал увозить меня от Пола. Я даже почувствовала нежность к этой развалине, которую столько раз проклинала вместе с отцом. Он и сейчас колотил свободной рукой по рулю и матерился во весь голос, не стесняясь меня. Наконец машина все же завелась, и у меня упало сердце, будто вернуться сюда я уже не могла.

— Давай, я отвезу тебя к матери? — предложил он. — Хоть будет кому присмотреть. Отлежишься.

— А вдруг Пол позвонит? — встрепенулась я. — А меня не окажется дома….

Отец скептически щелкнул языком:

— Как же, позвонит! Ты представляешь, что такое инфаркт? Да еще если реанимировать пришлось… Нет, уж сегодня твой Бартон точно с койки не поднимется.

— Не говори о нем "твой Бартон"!

Он покосился на меня и добродушно буркнул:

— Ладно, угомонись.

Спустя какое-то время отец спросил:

— Вы поссорились?

— Пап, я не могу об этом…

— Ладно. Хотя странно в его возрасте ссориться с девчонкой.

— Он и не ссорился.

— Ну отмалчивайся, отмалчивайся, — оскорбленно кивнул отец. — Кто еще тебе поможет, кроме нас с матерью?

Стараясь смягчить свои слова, я погладила его твердое плечо с выпирающей косточкой:

— Мне не надо помогать. Пол вернется.

Отец ничего не сказал и только возле моего подъезда, не выключая зажигания, спросил:

— Что ты с ним сделала, дочь?

— Папа!

Он заговорил непривычно серьезно, и мне сразу стало не по себе:

— Я вот представил себя на его месте… Ты сама мне это однажды предлагала. Что такого могла бы мне сделать женщина, чтобы меня с такими деньгами и опытом инфаркт скрутил? Это должно быть что-то гораздо большее, чем открытка с объяснением в любви…

— Я не могу…

— Стыдно? — спросил отец почти шепотом. — Ну, не реви только. Температуру наплачешь. Пойдем, я тебя провожу.

Выключив мотор, он закрыл дверцы и взял меня под руку. Когда мне было лет шестнадцать, папа любил проделывать это на людной улице и озорно нашептывал мне на ухо: "Пусть думают, что ты моя юная любовница!"

Мы поднялись ко мне, и отец по-хозяйски прошел на кухню. Я слышала, как он наливает в чайник воды, хлопает дверцей холодильника. Когда он крикнул: "А где малина? Мы же тебе давали!", я подумала, что голос у Пола куда моложе. Я легла на спину и шепнула зависшему надо мной карлику: "Он вернется, вот увидишь. И я снова не буду тебя бояться".

Неслышно подкравшаяся Ланя ревниво заметила:

— Я тоже умею отгонять страхи.

— С тобой холодно, — ответила я ей. — Ты извини, конечно, но ты ведь не живая.

Она с отвращением передернула плечиками:

— Ты превращаешься в похотливую кошку! Тебе непременно нужно с ним обниматься?

— Да. Непременно нужно…

— Что ты там бормочешь? — спросил отец, присаживаясь с краю. — Сейчас чай будет готов. Зачем ты засунула варенье в посудный шкаф? Еле нашел. Может, все-таки отвезти тебя к матери? Мне пора ехать.

Вместо ответа, который он и сам знал, я спросила:

— Ты позвонишь в больницу?

— Да хоть сейчас…

Он вышел в переднюю, где стоял телефон, и повернулся ко мне спиной. Наверное, опасался, что на его лице может отразиться услышанное. Но ничего конкретного ему не сказали.

— Нормально, — скупо отозвался отец, вернувшись ко мне.

— Ему лучше?

— Лучше.

— Папа!

— Откуда я знаю? Говорят, что опасности нет. Бедный парень…

Он впервые так назвал "моего Бартона", и его сочувствие горячо растеклось во мне.

— Ну, чего ты опять ревешь?! — рассердился отец. — Лежи спокойно, сейчас чай принесу.

Он напоил меня, укрыл и, пометавшись по комнате, наконец сел рядом.

— Допивай, — буркнул он, потом заговорил, разглядывая ковер на полу. — Сегодня у нас в отделении был праздник. Американцы усыновили одного мальчика с церебральным параличом. Ты представляешь, что такое церебральный паралич? А он еще и ногу ухитрился сломать, пока они документы оформляли… Никто из наших не верил, что они на самом деле его заберут. А утром пришли два таких жизнерадостных толстячка, типичные американцы, интеллект, наверное, куриный, а вот поди ж ты… Мы столько носимся со своей великой русской душой, а американцы усыновляют наших инвалидов. И ведь лечат их там, деньги тратят! Как это объяснить, дочь? Что с нами происходит?