— Зайдёте? — спросил он, чуть отступая вглубь квартиры. — У нас и портвейн, если что есть! Целых полбутылки!

— Нет, я просто заглянула, — покачала головой я, — не люблю вторгаться в чужое пространство. Да и портвейн не люблю.

— Так это же ваша квартира! — воскликнул Вовка и чуть покачнулся, но удержался, крепко ухватившись за дверной косяк.

— Пока вы выполняете наши договорённости и платите за коммуналку — она ваша, — усмехнулась я.

— У меня мировая хозяйка! — радостно воскликнул Вовка. — Завидуйте, мужики!

Реплика предназначалась его гостям, но от усердия, он выкрикнул уж слишком громко. Дверь в соседней квартире моментально раскрылась и оттуда выскочила Раиска. Увидев меня, она аж остолбенела:

— Ты! — выпалила она.

— Я, — скромно сказала я и зловеще спросила. — А где Ивановна?

Райка напряглась, но ответила твёрдо:

— Она не может сама себя обхаживать, поэтому её в Павловку пришлось сдать.

Я вздрогнула и зябко поёжилась. Павловка — это один из домов престарелых в нашем районе. Причём это специализированное учреждение для душевнобольных стариков. И старики, что попадают туда, больше никогда оттуда не выходят. Да и живут они там обычно недолго.

Так что судьба Ивановны незавидна.

— Твои квартиранты меня задолбали, — возмущённо пожаловалась Райка.

Я прищурилась и спросила:

— А заявление на меня в опеку кто писал? Ты?

— Нет! Не я! — чуть ли не со слезами в голосе воскликнула Райка и перекрестилась, — богом клянусь!

Если бы я не знала Райку, то поверила бы.

Поэтому ответила я ей так:

— А квартиру эту ты на себя уже оформила?

— Мы родственники! — вспылила Райка, — а я единственная родня у неё!

— Тогда советую тебе, Раиса, как можно быстрее продать эту квартиру. А то пацаны у меня живут до конца сессии и всё. А следующих квартирантов я найду ещё «лучше».

— Куда уж лучше! — буркнула Райка, но задумалась.

— Да много вариантов: цыгане, вьетнамцы… или вообще под бар продам.

Райку аж перекосило.

— Я не шучу, — мрачно сказала я.

— Хорошо, я постараюсь продать до конца года, — проворчала Райка, — а ты скажи этим своим архаровцам, пусть прекращают по ночам орать песни под гитару.

— Я не буду им ничего говорить, — покачала головой я, — дело молодое, мы все такими были. Пусть развлекаются парни, пока могут. А вот ты съезжай отсюда, Раиса. По-хорошему говорю, съезжай. Это первое и последнее предупреждение!

Я шла по улице и думала: вот оно как в жизни бывает. Сделала я Ивановне добро, просто так, бескорыстно сделала. Жаль было пожилую женщину. А она как мне отплатила? Мало того, что опозорить в «Союзе истинных христиан» пыталась, на детей моих в опеку кляузы писала, обзывалась, проклинала, жить не давала. И вот прилетела ответочка. Так что закон бумеранга в жизни всё равно работает.

Вот не повела бы себя так — жила бы сейчас в своей квартире, женщины из «Союза истинных Христиан» ходили бы к ней, готовили, убирали, смотрели бы за ней, общались. И умерла бы она в собственной квартире, в мягонькой кроватке, перед телевизором, в привычной обстановке и в комфорте.

А так я даже подумать боюсь, какие там условия.

Так что прежде, чем делать кому-то гадость, нужно сто раз подумать, чем всё в результате может обернуться.

Это происшествие, если честно выбило меня из колеи на весь день. Но когда подошла установленная дата, я взяла отгулы, собралась и поехала в Москву.

— Добрый день, — поздоровалась я, входя в приёмную.

Там, за столом сидел представительный мужчина средних лет в добротном деловом костюме, белой рубашке и при галстуке. Он что-то писал и при моём появлении поднял голову:

— У вас назначено? — спросил он.

— Да, на это время, — кивнула я, — я звонила и просила записать.

— Тогда ожидайте, — он сверил мои данные со своими записями и кивнул на мягкий диванчик в приёмной, — могу предложить чай или кофе, Любовь Васильевна. У Владимира Вольфовича ещё совещание не закончилось. Это минут десять-пятнадцать примерно.

— Благодарю, не надо, — отказалась я, не желая гонять секретаря.

Он вернулся к своим делам, а я уселась на диванчик.

Прошло несколько минут и я, наконец, не выдержала:

— Извините, а вы Петров?

— Нет, — секретарь удивлённо поднял голову и посмотрел на меня. — Петров недавно уволился и срочно уехал за границу. А что такое? Может, я чем-то смогу вам помочь?

— Да так. Ничего, — вздохнула я. — Просто спросила.

Наконец, совещание закончилось и люди начали выходить, тихо переговариваясь. Некоторые бросали на меня удивлённые взгляды, некоторые на всякий случай даже здоровались.

И вот кабинет окончательно опустел, и секретарь пригласил меня заходить.

Дверь открылась, и я вошла.

— Здравствуйте, Владимир Вольфович, — улыбнулась я, рассматривая его.

Намного моложе, чем я запомнила его в моём мире, как всегда такой же активный и энергичный.

— Здравствуйте, здравствуйте, — вежливо кивнул он и привстал из-за стола. — Присаживайтесь, пожалуйста.

Я уселась в кресло напротив.

— Итак… — он скользнул взглядом в записи и добавил, — Любовь Васильевна. О чём вы хотели поговорить?

— Я являюсь членом ЛДПР, — начала я и умолкла.

Чёрт, столько готовилась, тренировала речь, а сейчас словно корова языком слизала.

Жириновский заметил моё смущение и решил помочь:

— Ну и как там успехи у наших калиновских соратников? — поощрительно усмехнулся он.

Я набрала воздуха, словно перед прыжком в воду и сказала, отрезая все пути к отступлению:

— Владимир Вольфович, можно я буду с вами очень-очень откровенной?

Даже если он удивился, то виду не подал, просто кивнул.

А я добавила:

— И этот разговор останется только между двумя людьми — между вами и мной?

Владимир Вольфович на миг застыл, смерил меня нечитаемым взглядом, затем подошел к двери, открыл её и сказал:

— Алексей, сходи-ка к Иванову, забери вчерашний протокол.

— Так он его не закончил, — растерянно ответил секретарь. — Там ещё много работы.

— Вот и помоги ему побыстрее закончить. Мне надо срочно. Я жду!

Секретаря моментально сдуло, а он закрыл дверь и развернулся ко мне:

— Теперь можете всё говорить. Никто ничего не узнает. Даю слово.

И я начала:

— Вы обратили внимание на катаклизм в Нью-Йорке? — прямо спросила я.

— В каком году? — наморщил лоб он.

— Последний, — уточнила я, — когда фекалии прорвало.

— Аааааа… «дерьмовый потоп»? — хохотнул Жириновский, — да, знатное было бедствие. И пахучее. До сих пор наши заокеанские братья никак очухаться не могут.

— Так вот, — прищурилась я, — как вы думаете, почему система всех этих канализаций и водопроводов, которая столетиями работала беспрерывно, внезапно вышла из строя, да так, что залила дерьмом весь город?

— Вы хотите сказать… — задумался хозяин кабинета.

— Вот мы недавно вернулись из Нью-Йорка… — многозначительно усмехнулась я.