дрожал. — Ты должен знать, что я больше не девственница. Так что, если вы надеетесь меня продать, я не буду стоить столько же.

Когда я говорю это, я чувствую, как краснеет мое лицо. Это авантюра: потеря девственности не обязательно делает меня защищенной, судя по тому немногому, что я знаю об этой темной части мафиозного мира. Это просто означает, что я недостойна того, кто предложит высокую цену, и, скорее всего, меня продадут кому-то жестокому, кто хочет играть в ужасные игры с женщинами, которых он покупает, а не кому-то, кто будет баловать меня и обращаться со мной как с драгоценной собственностью. На мой взгляд, это тоже не очень хорошая судьба. Но я также не думаю, что эти люди вращаются в тех же кругах, что и Братва в Чикаго, если только они не являются посредниками. Если это не так, то они, возможно, не заинтересованы в продаже девушки с ограниченной стоимостью.

Босс начинает смеяться над этим, глубоким, громким смехом, который застает меня врасплох, как будто я сказала что-то веселое. Он вытирает глаза, качает головой и нежно смотрит на меня.

— Я не думаю, что мужчину, которому мы тебя продаем, волнует только твоя девственность, — говорит он со смехом. — По крайней мере, я на это надеюсь. Или, может быть, так оно и есть, если знать, чем занималась его маленькая девочка. Но я не думаю, что это будет иметь значение, когда дело дойдет до условий продажи.

Я моргаю, внезапно понимая, к чему он клонит.

— Вы собираетесь продать меня… моему отцу?

Босс кивает.

— Мы точно знаем, кто ты, Сабрина Петрова. И кто твой отец. И он может дать нам денег. Много денег, чтобы узнать, куда пропала его девочка, и вернуть ее. Видишь ли, у нас трудные времена, и нам просто нужно с этим разобраться. Никакого вреда тебе не причинят, просто заберут выкуп и отправят обратно туда, откуда ты пришла.

— А если он не захочет платить? — В моей голове проносится дюжина сценариев, каждый страшнее предыдущего. Мой отец не верил, что за мной кто-то придет. И где я оказалась, уже дважды? Они отправят меня обратно в Чикаго, и что тогда? Колдуэлл говорил, что здесь я буду в большей безопасности, но он не сказал, что я могу отказаться от защиты свидетелей. Это должно означать, что это не совсем безопасно.

Босс улыбается, и это не самое приятное выражение лица.

— Тогда, я полагаю, мы выясним, сколько монет твой папа хочет, чтобы мы отправили ему от его дочери, прежде чем он заплатит. Начнем с тех, без которых ты легко сможешь обойтись. Палец ноги, возможно. Задний зуб. И тогда мы двинемся дальше. В конце концов, он заплатит или ты умрешь. Потеря будет печальной, учитывая, сколько ты стоишь, но я сомневаюсь, что твой папа пойдет на это. Это должно успокоить тебя, — добавляет он, злобно ухмыляясь мне.

Мой желудок переворачивается, угрожая выплеснуть воду обратно.

— Вы бы не посмели, — шепчу я, и мужчина смеется.

— О, но так и есть. Мы уже это все проходили.

Мое сердце колотится в груди, тошнотворный страх захлестывает меня. Я чувствую, что все-таки могу потерять сознание, пока вдруг из-за двери не раздается эхо знакомого голоса, и я задаюсь вопросом, не потеряла ли я уже сознание и просто сплю.

Это голос Каина, громкий и резкий, сопровождаемый щелчками готового оружия.

— Если хочешь умереть чистым, ты не тронешь ее и пальцем.

22

КАИН

Проникнуть на чертов склад гораздо проще, чем могло бы быть. В глубине души я испытываю отвращение к тому, как небрежно управляют этим местом, даже когда я сбрасываю двух охранников у двери пулями в голову, прежде чем они даже видят меня. Через несколько секунд я уже внутри, остаюсь в тени и прикидываю, как добраться до Сабрины.

Мне потребовался целый день, чтобы выяснить, где она, и это меня само по себе бесит. Целый день, когда она была вне моего поля зрения, где-то, где она не должна находиться под контролем мужчин, которые не должны, черт возьми, приближаться к ней. Я запустил все механизмы, как только Мари позвонила мне и сообщила, что что-то произошло, заставив всех моих офицеров работать сверхурочно, пока мы искали ее. Четверо из них ждут меня в патрульной машине в качестве подкрепления на случай, если они мне понадобятся.

Но я лучше разберусь с этим сам. И учитывая, насколько плохо работает это место, возможно, я смогу это сделать.

Я бесшумно иду сквозь тени, держа пистолет наготове. Я чувствую кислый запах сигарет и алкоголя, тошнотворно смешанный со свежим запахом пиломатериалов, смесью, которая не должна сочетаться друг с другом. Каждые несколько секунд я останавливаюсь, чтобы прислушаться к звукам, доносящимся издалека и указывающим мне направление.

Завернув за угол, я слышу приглушенные голоса — мужские голоса, смеющиеся над чем-то. Моя кровь кипит при мысли, что Сабрина может быть там с ними и использоваться для какого-то развлечения. Я приближаюсь, обнимаю стену и слегка наклоняюсь вперед, чтобы заглянуть в щель в полуоткрытой двери. Внутри трое мужчин, все вооруженные, слоняются вокруг стола, заваленного пустыми пивными бутылками. Никаких признаков Сабрины, и это приносит мне облегчение.

Я взвешиваю свои варианты, наблюдая за мужчинами. Очевидно, они не слышали выстрелов со стороны склада. Я не знаю, сколько здесь людей у Крейга — босса, руководящего этой операцией, но я, вероятно, смогу уничтожить эту группу быстро и незаметно. Это рискованно, если это вызовет какую-либо тревогу. Я мог бы вызвать подкрепление, но это сопряжено с риском: если они будут предупреждены, это может спугнуть их и заставить бросить на меня остальную часть места.

Я думаю, что лучше сделать это самому, и хотя во многом это связано с моим желанием справиться со всем, что связано с Сабриной, самому, и только мне одному, я не знаю, как поступить. Но решение принимается, когда я делаю глубокий вдох, собираюсь с духом и пинком открываю дверь, уже стреляя еще до того, как мужчины успевают осознать, что происходит.

Первые двое падают прежде, чем успевают дотянуться до оружия. Третий выстрелил, пуля в панике прошла мимо, прежде чем я всадил ему пулю в лоб, и он рухнул на стол в луже растекающейся крови.

Дерьмо. Глушитель глушит пули, но это было громко. Я прижимаюсь к стене, ожидая шагов, но их нет.

Я даю этому еще мгновение, а затем отхожу от двери обратно в коридор. Мое сердце