Ну, засунула она меня подальше. И тут подъезжают черные «мерседесы». Штуки две или три. Гордо так. Прямо к трапу. И выходит мой товарищ, Владимир Леонидович Храповицкий. Собственной персоной. С девушкой. За ним толпа его нукеров. Плывут, значит, они по проходу, так вразвалочку. Владимир Леонидович и красавица ни на кого, естественно, не смотрят. А на кого глядеть-то? Если всего два человека приличных во всем самолете. Он да она. А остальные — шушера. Вроде меня. Охрана — та, конечно, рыскает глазками. Подозрительно. Как бы кто не умыслил их великого начальника обидеть. Пихнуть, например, его или его девушке свой телефончик незаметно сунуть. Дескать, полюбил вас вмиг, терпежу нет, звоните если что. Но я — нет. Не сую телефончика. Хотя, конечно, охота мне. Но скремнился. Место свое знаю. И сижу себе скромно так. Газетку читаю.

Генерал откинулся в кресле и притворно потупился, изображая чтение газеты. Он наслаждался представлением.

— И кто-то из нукеров меня, надо думать, заметил. И шепнул ему, что я в самолете. Ну, друг-то мой — сама любезность. Что-что, а этого у него не отнимешь. Знаешь же его. Весь в заботе о людях. Подошел сам. Не стал за мной посылать. Расшаркался. Дескать, Валентин Сергеевич, что ж вы здесь, на задворках отираетесь? Пойдемте ко мне. Ко мне, слышишь? — не вытерпев, фыркнул он. — А самому-то невдомек, что мое место занял.

— Вы пошли? — спросил я с любопытством.

— Пошел. Поскакал. Я же не гордый. Друг позвал, я и побежал. Вприпрыжку. Он даму свою шуганул подальше. Мне рядом велел сесть. И начал. Строго так. Дескать, что же это такое происходит с моим родственником? С Трахтенбергом этим, дорогим моему сердцу. Что же вы, Валентин Сергеевич, творите? Что себе позволяете? Чем я, дескать, заслужил такое хамское панибратство? Проверки эти ваши туфтовые? Как, по-вашему, к ним губернатор отнесется? Я тут опять весь перепугался. Ой, говорю, плохо отнесется. Раздраконит меня. Как же я раньше-то не подумал? Да вы не волнуйтесь, говорю, Владимир Леонидович. Проверочка-то совсем ерунда. Плано вая она у нас. Никакого отношения к вам это не имеет. Разберемся. Ну, может, оштрафуем маленько. Если вы нам позволите. А не позволите, так свои еще дадим. А то уж больно ваш Трахтенберг не любит налоги платить. Даже неприлично как-то получается. Он опять: ну как же? Я же всегда на ваши просьбы откликался. В какие-то там фонды что-то перечислял. Я ему отвечаю: а я, Владимир Леонидович, для себя, между прочим, ни разу вас не просил. Мне для себя ничего не надо. Я уж как-нибудь сам на зарплату перекантуюсь. Вон, в уголочке посижу. Так что это вы совсем не мне помогали. А вовсе даже другим людям. Которые поплоше вас живут. Помогали вы с ваших огромных доходов. Укрытых, между прочим, от государства. Взяли и помогли немножко. Вам же не жалко? Смеется. Нет-нет, не жалко. А потом опять нажимает: мы же и вам подарки дарили. Сабли там. Кинжалы. Я спрашиваю: мне вам назад ваше добро прислать? Или вы сами приедете ко мне и все заберете? Заодно и допросимся. Он, правда, сразу тон сбавил. Дескать, вы не так поняли. Я не в том смысле. А сам, видать, обиделся. Вот я с тех пор и мучаюсь. Как мне поступить? Может, мне подарки его действительно вернуть? Как ты думаешь?

Такое начало не сулило приятного продолжения. Я взял еще одну сигарету.

— Никак не думаю, — ответил я, пожимая плечами. — Хотите верните, хотите себе оставьте.

— Ты, кстати, Папилкина знаешь? — вдруг спохватился генерал без всякого перехода.

Я еще обдумывал его рассказ и не был готов к вопросу. Но как-то инстинктивно сразу насторожился.

— Не припоминаю, — медленно ответил я, пытаясь угадать, куда он гнет.

Я не знал никакого Папилкина.

— А Несмеянова? Несмеянова же ты должен знать, — проговорил генерал с укором.

Его интонация неприметно изменилась. Мне слышались в ней профессиональные нотки. Кажется, он готовил мне ловушку. Но в чем именно она заключается, я не имел понятия. За себя я, впрочем, не особенно волновался. Но ведь не я же его и интересовал.

— Конечно, — кивнул я с энтузиазмом. — Отлично помню Несмеянова.

Несмеянова я, конечно, тоже не знал. Зато точно знал, чего нельзя делать, когда вас ловят. Нельзя торопиться и поступать так, как от вас ожидают. Сейчас, например, он был явно уверен, что я стану отпираться.

На секунду он опешил и даже выскочил из своего комедийного образа.

— Да брось ты, — произнес он недоверчиво. — Откуда? Я выразительно пожал плечами, показывая, что не собираюсь что-то доказывать тому, кто заведомо мне не верит. Какое-то время он размышлял. Потом его глаза хитро блеснули.

— Ну-ка опиши его, — живо предложил генерал. С этим было сложнее.

— Трудно описать Несмеянова, — задумчиво начал я. — Давно мы с ним не виделись. Переменился, поди. А был здоровяк. Крупный такой. Хотя некоторым казался худеньким.

Генерал захохотал.

— Так и знал, что врешь! — воскликнул он. — Ловок, черт! Я ведь чуть было не купился! Впредь умнее буду.

Я понял, что не угадал.

— Ну, может быть, я с майором вашей собственной безопасности спутал, — признал я покладисто.

— Вообще-то странно, что ты их не знаешь, — отсмеявшись, заговорил генерал.

Он как-то совсем развеселился. Видно, что сейчас, когда он плавно переводил необязательный разговор в допрос, он чувствовал себя в родной стихии.

— Ни Папилкина не признаешь, ни Несмеянова. Между прочим, очень богатые люди. Такими делами ворочали! Я думал, ты их на каждой вашей тусовке встречаешь. В ресторанах с ними сидишь. Даже не знаю, кто из них круче: Папилкин или Несмеянов? Ты-то что думаешь?

Видимо, я должен был чувствовать себя польщенным, оттого что весь последний час он прямо шагу не хотел ступить, не спросив моего мнения. Я бы, наверное, и чувствовал, если бы мы с ним сидели в другом месте и в другое время. Например, в моем кабинете. И допрос вел я. А он бы мне отвечал и ерзал.

Но поскольку все было наоборот, то, не имея отчетливого представления о подлинной крутизне означенных граждан, я предпочел воздержаться от неосторожных предположений и промычал нечто невнятное.

— Но уж очень рискованные, — генерал с осуждением вздохнул. — Аж дух захватывает. Ну вот, например, тебе мелкий эпизод. Отправляет этот самый Несмеянов, который твой друг или там коллега...

— Племянник, — вставил я.

— ...в Москву два состава, — продолжал генерал, удовлетворенный тем, что я не теряю нить беседы. — С товаром. Примерно по пятьдесят шесть цистерн в каждом составе. Ну, он, наверное, тебе по дружбе рассказывал.

— Упоминал, — подтвердил я.

— А что товар-то не дошел, не упоминал? — осведомился генерал. — Пропал товар. Целиком. Такое несчастье приключилось! Вот, должно быть, он волосы на себе рвал.

— А он лысый был, — подсказал я.

— После этого, наверное, и облысел, — сочувственно согласился генерал. — А знаешь, что в составах было?