Разоблачение Азефа нанесло партии социалистов-революционеров страшный удар. Эту историю со смаком обсасывала как российская, так и западная печать. Причем более всего постарались те, кто имел очень слабое представление как о российском революционном движении, так и о России вообще. В ход пошли всякие психологические и даже мистические выверты. Так, Азефа называли «инфернальным героем Достоевского». В самом деле – эдакий «черный человек», упивающийся тем, что творит зло и манипулирует людьми как марионетками.

Разумеется, не остались в стороне и конкуренты, социал-демократы. Вот что написал язвительный Троцкий, который подвел под «азефовшину» теоретическую базу, обосновывая идейную несостоятельность конкурентов.

«Тайна азефщины – вне самого Азефа; она – в том гипнозе, который позволял его сотоварищам по партии вкладывать перст в язвы провокации и – отрицать эти язвы; в том коллективном гипнозе, который не Азефом был создан, а террором, как системой. То значение, какое на верхах партии придавали террору, привело, по словам „Заключения“[52], – „с одной стороны, к построению совершенно обособленной надпартийной боевой организации, ставшей покорным оружием в руках Азефа; с другой – к созданию вокруг лиц, удачно практиковавших террор, именно вокруг Азефа, атмосферы поклонения и безграничного доверия“…

Уже Гершуни окружил свое место полумистическим ореолом в глазах своей партии. Азеф унаследовал от Гершуни свой ореол вместе с постом руководителя боевой организации. Что Азеф, который несколько лет перед тем предлагал Бурцеву свои услуги для террористических поручений, теперь разыскал Гершуни, это немудрено. Но немудрено и то, что Гершуни пошел навстречу Азефу. Прежде всего выбор в те времена был еще крайне мал. Террористическое течение было слабо. Главные революционные силы стояли в противном, марксистском лагере. И человек, который не знал ни принципиальных сомнений, ни политических колебаний, который готов был на все, являлся истинным кладом для романтика терроризма, каким был Гершуни. Как все-таки идеалист Гершуни мог нравственно довериться такой фигуре, как Азеф? Но это старый вопрос об отношении романтика к плуту. Плут всегда импонирует романтику. Романтик влюбляется в мелочной и пошлый практицизм плута, наделяя его прочими качествами от собственных избытков. Потому он и романтик, что создает для себя обстановку из воображаемых обстоятельств и воображаемых людей – по образу и подобию своему».

Во многом Лев Давыдович был прав. В партии эсеров было много людей, руководствовавшихся более эмоциями, нежели продуманными взглядами. А потому разочарование было страшным. Вот что сказал Чернову П. Карпович, являвшийся правой рукой Азефа, человек весьма недалекий, но пламенный революционер.

«У нас один выход: всем, не медля ни минуты, разбежаться в разные стороны, чтобы не напоминать видом своим друг другу о том, что было, и о том, что надо забыть навсегда, чтобы можно было как-то еще жить».

Так он и сделал. Карпович отошел от революционного движения, стал отзываться о революционерах резко отрицательно. Но он не перешел, как Тихомиров, в противоположный лагерь, да и в частной жизни себя найти не сумел. Надолго выбыл из игры и Савинков. Он шатался по парижским кабакам и развлекался с доступными девицами. Одновременно занялся литературой. И если его «Записки террориста» являлись просто мемуарами, то в двух художественных книгах – «Конь бледный» и «То чего не было» – он пишет о бессмысленности борьбы. Это книги не «контрреволюционные». Не «Бесы» Достоевского и не «На ножах» Лескова. Это чистой воды декадентство. По Савинкову, да, мир дерьмо, но и сделать-то ничего нельзя… Позже Савинков оклемался и вернулся к любимому делу, правда, уже под иными знаменами. Но это было позже.

По большому счету от этого удара эсеры оправиться так и не сумели. Да, в 1917 году они стали самой крупной российской партией. Но «пассионарность» они растеряли напрочь. В 1917 году они, не пикнув, сдали власть большевикам, в 1918-м в Сибири – Колчаку. В общем, был один позор.

Забавы социал-демократов

Главные конкуренты эсеров перенесли поражение 1905 года куда спокойнее. В общем и целом, они мыслили так. На этот раз не вышло. Что ж делать. Будем перегруппировывать силы и пытаться

еще раз. Но это не значит, что в этой среде царила тишь да гладь. Хватало своих веселых историй.

После поражения московского и ряда других вооруженных выступлений, 10‒25 апреля (23 апреля‒8 мая) 1906 года в Стокгольме состоялся IV съезд РСДРП, получивший имя «объединительного». Как и следует из названия, две враждовавших фракции решили договориться.

С этим сборищем связан забавный эпизод. Большая группа делегатов съезда из России плыла в Стокгольм по Балтийскому морю на пароходе. И пароход… наскочил на камень возле побережья Финляндии. Привет «Джону Крафтону»! Всю ночь корабль находился в очень опасном положении возле скалистого берега. Вот что вспоминал делегат съезда А. А. Луначарский, впоследствии – нарком культуры РСФСР/СССР.

«К утру нашу маленькую пушку, которая тревожно кашляла на корме, услышали из Гельсингфорса, и на выручку к нам приехал маленький полицейский пароход. Когда он забрал нас и отвез в Гельсингфорс, ему и в голову не приходило, что он имеет в своих руках ровно половину состава социал-демократического съезда».

Но никого не арестовали, посадили на другой пароход и отправили в Стокгольм.

Впрочем, съезд особого толка не имел. Хотя формальное объединение и произошло, реально противоречия решить не удалось.

Для порядка стоит упомянуть еще одно подобное мероприятие – V съезд, проходивший 30 апреля‒19 мая (13 мая–1 июня) 1907 года в Лондоне. Тогда в последний раз большевики и меньшевики встретились в рамках одной партии. Интересно в этом форуме то, что на нем вылез на политическую арену Троцкий. До этого съезда он некоторое время находился в стороне от русских дел, общаясь, в основном, с представителями западной социал-демократии. Но политика – штука такая… Если за тобой никого и ничего нет, то никакое красноречие не поможет, всерьез относиться к тебе не станут. Вот Троцкий и толкнул пламенную речь, претендуя на то, чтобы объединить РСДРП вокруг себя. Правда, его красноречие впечатления не произвело. Примечательно, что на этом съезде присутствовал делегат от города Баку по имени Иосиф Джугашвили (Сталиным он тогда еще не был). Так «вживую» впервые встретились эти два человека…

Что же касается партии – то она стремительно двигалась в сторону раскола.

Однако и внутри двух фракций было не все благополучно. Так, среди меньшевиков появилась группа «ликвидаторов». Напомню политическую ситуацию. Первую Думу социал-демократы гордо игнорировали. Однако, убедившись, что революция идет на спад, приняли решение поучаствовать в выборах. Чтобы, дескать, использовать думскую трибуну для критики правительства. И кое-кто выбрался.

Так «ликвидаторы» и предлагали – давайте свернем всю нелегальную деятельность и дальше станем действовать исключительно в рамках закона.