машину забрать, — тихо проговорила девушка, — второй увидел всё и хотел этих позвать, — она кивнула на тела охранников.

— Ясно, — снисходительно кивнул Докер, -ты чего, как? Идти можешь? Нам яйца мять некогда, нужно когти рвать скорее!

Он видел, что девушка еле стоит и понимал, что это откат после сильного напряжения и вида смерти и крови. На войне он видел разное и видел, как даже крепкие мужики после боя, когда приходилось биться в тесноте окопа или разбитого здания, резко сдавали. Лицо убиваемого человека прямо напротив тебя, его кровь, сопли и вопли это не одно и тоже, что перестрелка на дистанции. Это нужно было пережить, пережевать. Человек не привыкший к таким видам, сгибается под тяжестью стресса. Это не естественно для него и дико. Но пока ты бьешься за свою жизнь, оживают древние инстинкты. Им похер вся эта мораль, они не тормозят, они приказывают делать, то что спасёт твою жопу. И спасают, по факту. Но вот всё кончается, адреналин отхлынывает, и подкатывают не то муки совести, не то какие-то другие сопли. И начинается вот это…

Девчонка явно поплыла и было ясно почему, но Докер хотел показать, что ему то вся эта кухня ни по чем! Очень хотелось, что-бы эта баба, которую он чётко решил оставить при себе, поняла, насколько он крут, насколько спокоен и уверен в себе.

Марина кивнула, но было понятно, что двигается и соображает она с трудом.

— Так, — строго объявил он, — пять минут тебе на отходняк, я пока машину выгоню и всё проверю.

Он подошёл ко второй створке ворот гаража «37», которая фиксировалась в закрытом состоянии стальным выдвижным стержнем и продолжил, поглядывая на Марину через плечо:

— Иди сядь там на углу, что бы видеть проезд. И отдохнешь малость и на шухере постоишь. То есть посидишь.

Стержень фиксатора не захотел легко выходить из отверстия и Докер наклонился что бы взять его покрепче для рывка. Под рубашкой немного выше поясницы прорисовались ровной грядой остистые отростки позвонков — мощный хребет здорового самца. Марина увидела это. Мгновенно обхватив молоток двумя руками и выдохнув как дровосек, он опустила боек на этот хребет.

Позвоночник хрустнул, разрушаясь под натиском высокоуглеродистой стали. Тонкие нервные волокна, проходящие через позвоночные отверстия, лопнули и ноги, потеряв связь с мозгом, расслабились.

Докер рухнул на бок и дико задергался, пытаясь извлечь придавленную самим же собой руку с дробовиком. Неожиданно быстрым и точным ударом ноги по запястью Марина выбила оружие из почти освободившейся руки и опустившись рядом на колено принялась энергичными взмахами разбивать Докеру плечевые суставы. Через минуту перед ней злобно шипя и извиваясь лежало изуродованное тело того, кто недавно надругался над ней.

— Ошибся ты, ублюдок, тяжело дыша сказала Марина, глядя в налитые ненавистью и отчаянием глаза, — всегда вы, мужики много чести своему хуяке оказываете. Тоже решил, что с ума меня свёл, скотина? Осчастливил? Такой большой, а такой глупый. Подыхай теперь тут с этими автолюбителями.

Только сейчас Марина осознала, что Докер перегораживает выезд. Можно было бы быть и попродуманнее и подобрать момент для мести получше. Пришлось потратить минут пять что бы оттащить невероятно тяжёлое тело в сторону.

— Где ключи от тачки, орёл! — Марина нависла над Докером.

Тот беззвучно зашевелил губами, но потому как они кривились и без переводчика было ясно что наёмник сыпал проклятия.

— Хочешь, что-бы я поискала сама? — прокричала она ему в лицо, -подумай ещё раз! Это не будут ласковые прикосновения!

Несмотря на то, что ей удалось отплатить ублюдку, девушка не чувствовала ни облегчения от того что можно перестать притворяться, ни удовлетворения от победы. Где-то внутри сердца словно появился зуд, приносящий раздражение и беспокойство. Она понимала, что не время и не место размышлять о душевном равновесии и потому хотелось поскорее убраться из этого места, оказаться рядом с сыном, снова стать женщиной и матерью, заботящейся о ребенке, а не безумной стервой, убивающий людей.

Марина принялась шарить по карманам армейских штанов. К счастью, ключи нашлись быстро и через минуту он плюхнулась в огромное водительское сидение и запустила стартер. Мотор бодро зарычал, и Марина почувствовала себя немного легче от того, что железная зверюга под капотом уверенно ей подчинилась.

— Мать-одиночка, это диагноз, — сказала она себе грустно, — радуешься любой помощи, даже от простой тачки.

Девушка погладила ладонью шершавый козырек приборной панели, налаживал контакт: Давай, дракон, вывози меня к дому. На тебя вся надежда.

Глава 20

«Ямадуты. Дворец Ямараджа.»

Ямадуты обогнули с западной стороны гору Сумеру — центр мироздания и устремились на юг, туда, где время растворялось в бездне, а пространство скручивалось в бесконечную спираль. Впереди лежала Наракалока — царство Ямараджа, владыки смерти и хранителя закона кармы.

Город, в котором правил их господин, не принадлежал ни земле, ни небу. Высеченный из самой вечности, из камня, что старше звёзд, издалека он казался темнее самого мрака, что глубже космической пустоты. Стены его возвышались, как исполинские надгробия, окутанные туманом, сотканным из вздохов ушедших душ. Воздух здесь был густ от запаха ладана и тления, а каждый камень помнил крики грешников и тишину праведников.

Кинкар и трое братьев опустились у северных ворот и почтительно ступили на улицы города — не мостовые, а реки расплавленного серебра, текущие в такт ударам незримых сердец. Эти реки отражали не свет, а судьбы: в их мерцающих потоках мелькали лица тех, кому суждено предстать перед троном Повелителя. Над водами парили мосты из чёрного нефрита, их арки были украшены барельефами, изображающими круговорот сансары — рождение, страдание, смерть и возрождение. Кинкар видел, как под этим мостами шествуют души, ведомые другими слугами Ямы — чьи тела здесь были подобны теням, а глаза горели холодным синим пламенем. Их безмолвные шаги не нарушали тишины, но заставляли дрожать саму материю мира.

Город, лишённый Солнца и Луны, освещали звезды Мритю — кристаллы, застывшие в ледяном пламени, висящие в небесах словно слепые окоёмы. Их свет не грел, а обжигал душу, обнажая каждую тайну, каждую ложь. Дома здесь служили не жилищами, а храмами-архивами. Стены их были покрыты свитками из кожи, исписанными именами и деяниями всех, кто когда-либо жил. Ветер, пронизывающий улицы, шептал эти имена, смешивая их с плачем детей, которых не успели родить, и смехом стариков, что не дождались прощения.

Ямадуты приблизились к центру города, где на