– Даже не попросила разрешения, – пробормотал Зак себе под нос и тут же спросил себя, в этом ли нуждался он сам, после чего решил, что все вышло очень близко к тому, чего он желал.

На следующий день после обеда Зак отправился навестить Димити. Ему захотелось попробовать передать на бумаге призрак юной красавицы, который сквозил в ее чертах, несмотря на морщины, и то, как ее глаза порой словно заглядывали в иные миры. Но его беспокоило, что ее реакция, когда она увидит работу глазами, привыкшими видеть работы Обри, может погасить в нем недавно появившуюся искорку творческого начала, которую он в себе так трепетно лелеял. Взгляд погруженного в эти мысли Зака машинально скользил по шедшей вниз главной улице Блэкноула, пока не остановился на стоящем в самом конце непривлекательном двухэтажном многоквартирном доме, построенном примерно в шестидесятые годы. Вдруг он заметил, как за высокой оградой мелькнуло что-то яркое, и на этот раз он сразу узнал этот цвет. Лиловый. Зак увидел за забором того самого здоровяка, высокого и грузного, с жирной шеей и бочкообразной грудной клеткой. У него были длинные каштановые волосы, которые он перехватил сзади резинкой, и неухоженная борода, скрывающая двойной подбородок. Джеймс Хорн, один из двух братьев, которые имели в Блэкноулe плохую репутацию. Джеймс разговаривал с кем-то, скрытым забором, и разговор был явно серьезный. Он метал громы и молнии и сотрясал воздух ручищами. Впрочем, голосов слышно не было. Зака даже удивил такой яростный, но тихий спор.

Он знал, что не должен смотреть. Если Джеймс Хорн его заметит, то ему не поздоровится. Время для того, чтобы мешать спорщикам, было явно неподходящим. Зак максимально ускорил шаг. Джеймс Хорн был настоящий великан и выглядел далеко не дружественно. В какой-то момент спор закончился, и человек в лиловой рубашке повернулся, чтобы посмотреть, как удаляется тот, кого скрывала ограда. Уже на безопасном расстоянии Зак оглянулся и удивился, увидев, как в противоположном направлении, прочь от него, широкими шагами идет Ханна, прижав к бокам руки со сжатыми кулаками.

Зак повернул назад и догнал ее:

– Ханна, подожди!

Она резко обернулась, и Зак был поражен выражением ее лица. Ханна была в ярости и напугана. Она моргнула, губы ее дрогнули.

– Зак! Что ты здесь делаешь?

– Я собирался навестить Димити. С тобой все в порядке? Что это было? Из-за чего?

– Со мной все в порядке. Я просто… Ты идешь в паб?

– Нет, к Димити… Но я могу вернуться с тобой в паб, если ты…

– Хорошо. Давай пройдемся.

– Это, насколько я знаю, был Джеймс Хорн?

– Был кто?

– Тот человек, с которым ты разговаривала. Это был Джеймс Хорн.

– Потихоньку знакомишься с местными, как я погляжу, – пробормотала она, быстро шагая.

– Недавно он появился в пабе вместе с братом и доставил Питу несколько неприятных минут. И мне показалось, что я заметил его на рыбацком суденышке, на которое ты вчера смотрела, стоя у дальнего края подводной плиты, – сказал Зак.

Ханна нахмурилась, но не взглянула на него.

– Может, и так. В конце концов, он рыбак.

– А сегодня все выглядело так, будто вы ругались. – Заку пришлось пойти еще быстрее, чтобы не отстать от Ханны, зашагавшей в поистине безжалостном темпе. Сказанное им она проигнорировала. – Ты уверена, что у тебя все в порядке? Он… не угрожал тебе? Может, ты должна ему деньги или обязана чем-нибудь?

– Ничем, черт возьми! А если бы мне что-то понадобилось, разве я постучалась бы в его дверь? Неужели не понятно? – проговорила она, останавливаясь.

– Ну ладно! Извиняюсь.

– Просто… забудь, Зак. Это так, ерунда.

Ханна зашагала дальше.

– Да ясно же, что не ерунда… – начал Зак, но замолчал под тем взглядом, который она на него метнула. – Ну хорошо-хорошо. Я просто хотел помочь, вот и все.

– Ты сможешь помочь, если закажешь мне пинту пива и забудешь о Джеймсе Хорне.

– Идет! А как прошел сегодня утром экологический аудит?

Наконец Ханна замедлила шаг. Они уже почти дошли до «Фонаря контрабандиста», и она остановилась, чтобы взглянуть на море и свою ферму. Ее щеки покрывал густой румянец, и ноздри трепетали, пока она переводила дыхание. Какое-то время Ханна казалась погруженной в свои мысли, но затем улыбнулась. Улыбкой неподдельного восторга.

– Все прошло хорошо, – сказала она, и они вошли в паб.

За кружкой пива Ханна принялась рассказывать ему об инспекции, но Зак слушал ее вполуха. Его занимало другое. Он размышлял о том, что связывает ее с Джеймсом Хорном, почему она не хочет о нем говорить, а также о том, что могло являться предметом их спора. Зак вспомнил, как накануне она стояла в конце природного причала, пока суденышко Хорнов – а он был уверен, что это была их лоханка, – медленно двигалось по заливу. А еще эта вспышка. Получалось, на борту кто-то смотрел на берег в бинокль. Не показывала ли Ханна то место, где заканчивается подводная каменная плита? Эти мысли тревожили его, и он не мог от них отделаться. В конце концов он почувствовал, как в нем поселилось неприятное глубокое беспокойство.

Тем же днем, только несколько позже, Зак все-таки отправился в «Дозор». Выполняя обещание, он не стал задавать Димити никаких вопросов о семействе Обри. Вместо этого они стали беседовать о его собственном прошлом, о карьере, о семье, и неизбежно разговор зашел о его происхождении. Голос Димити стал осторожным, почти заговорщицким, когда она спросила о бабке Зака.

– Когда ваша бабушка приезжала сюда летом, это ведь было в тридцать девятом, да? Знаете, именно в то лето мы с Чарльзом наконец-то стали близки. Так что, пожалуй, я знала бы, если б у него появилась другая женщина. – С этими словами она вырвала торчащую из митенок нитку.

– Да, вы, возможно, правы, – сказал Зак и подумал, что такой человек, как Чарльз Обри, мог с легкостью очаровать женщину и заставить ее поверить, что она у него единственная.

– А каков был ваш дедушка? В нем чувствовалась сила?

– Полагаю, что да.

– Достаточная, чтобы не отпустить от себя женщину?

Зак представил деда, который после воскресного обеда любил сидеть в течение нескольких часов с газетой на коленях и не позволял ее взять никому, пока не закончит решать кроссворд, хотя глаза у него были закрыты и он клевал носом. Зак попытался вспомнить, доводилось ли ему видеть проявления нежности, привязанности между дедом и его женой, но чем больше он размышлял, тем понятней ему становилось, насколько редко он видел их не то что вместе, а просто в одной комнате. Когда дед сидел в гостиной, бабушка уходила на кухню. Когда он был в саду, она шла в гардеробную взглянуть на картину Обри. За обедом они сидели на противоположных концах семифутового стола. Может, это не всегда было так? Наверное, понадобилось шестьдесят лет брака, чтобы между ними пролегло такое расстояние?