— Чтослучилось, любовь моя? — спросила она ласково.

— Я ничего непомню об аварии. Но, кажется, это именно так и бывает, — ответил Мистраль.

— А что тывообще помнишь о чемпионате?

— Что я былвпереди, а Рауль шел за мной по пятам. Потом я увидел небо, а потом ничего.

— Тебе оченьповезло, — заметила Мария.

— Это еще какпосмотреть. Я же готовился в пятый раз победить на чемпионате мира.

— Будет ещеслучай, — утешила она его.

— А ты как,девочка моя? — Он попытался улыбнуться в ответ.

— Ясчастлива. Человек, которого я люблю, вернулся к жизни, — торжественнообъявила она.

— А дети? Какони?

— Они вгостинице, с ними все в порядке.

— Мария, мнеочень жаль, что все так получилось. Если бы я умер, тебе остались бы одни лишьжалкие воспоминания.

— Что тыхочешь этим сказать?

— Что я жилтолько собой и своими моторами. А ты, дети, моя мать — все вы были всего лишьдовеском к моей жизни, приятным времяпрепровождением в перерывах между гонками.

— Ну, это ужты загнул. И не надо меня недооценивать. Я никогда бы не смогла полюбить такогоэгоиста.

— Клянусьтебе, я больше никогда не брошу тебя одну. Перед твоим приходом я спрашивалсебя, любил ли я тебя по-настоящему или просто использовал.

— Этимвопросом чаще мучаются женщины, а не мужчины, — усмехнулась Мария.

— Что слышноо Рауле? — спросил он, чтобы сменить тему.

— Он выиграл«Гран-при» Португалии. Попросил у меня твой шлем.

— Дурнойзнак. Он становится сентиментальным.

— Я тоже такподумала. Но, как бы то ни было, шлем я ему дала.

— Я не былтаким мягкосердечным в его возрасте, — задумчиво проговорилМистраль. — К счастью, Рауль совсем не глуп.

— Ты ведьлюбишь его, верно?

— Примешиватьчувства к соревнованиям, когда хочешь победить, это худшее из всего, что толькоможно придумать.

— А знаешь,ты становишься что-то уж больно словоохотливым.

— Это новая,доселе неизвестная черта моего характера.

— Мненравится тебя слушать, — призналась Мария.

— Но, честноговоря, сейчас я немного устал.

— Подождем,пока к тебе вернутся силы, — улыбнулась она.

— Как-нибудья расскажу тебе, что было, когда я уехал из Чезенатико на работу в Модену, кСильвано Ваккари, в ту мастерскую под железнодорожной насыпью. Там было темно,грязно, и холод стоял собачий, что летом, что зимой. И все равно это было самоепрекрасное место, какое я когда-либо видел.

— Вот в тотраз я тебя и застала в молочном баре с довольно-таки задрипанной девицей,которая висела у тебя на шее, — попрекнула его Мария.

— Злопамятна,как слон. Но на этот раз ты меня не выведешь из себя. Я правда очень устал.

Мария погладилаего по лицу. Мистраль закрыл глаза, надеясь уснуть. Ей показалось, что онзасыпает, но это было не так. Он погрузился в воспоминания.

Мистраль приехал вМодену, когда солнце стояло уже высоко в небе. Он вышел из здания вокзала иосмотрелся. Кругом было тихо. Он спросил дорогу у одного из таксистов.

— А вы что,собственно, ищете? — поинтересовался тот.

— МастерскуюСильвано Ваккари, — ответил Мистраль.

— Что ж высразу не сказали? Вот, прямо по этой улице. Сильвано работает вон там, —пояснил таксист, — в сотне метров от вокзала.

Мистраль воображалсебе необъятные цеха, много света, образцовый порядок, а оказался на порогекакой-то темной, грязной норы. Внутри было тихо. Где-то в глубине этой пещерыгорел огонек, и ему вспомнился Мастер Джеппетто во чреве акулы, а сам онпоказался себе маленьким Пиноккио, идущим на свет, чтобы найти отца. Он понял,что почти незнакомый ему Сильвано Ваккари после первой же встречи стал для негочем-то вроде отца, своего-то он не помнил. Только вот в глубине пещеры, в узкомконусе света вместо Сильвано он увидел женщину. Маленькая, хрупкая, она сиделаза столом, заваленным бумагами и мелкими запчастями. Перед ней стоял мужчина,но это был не Сильвано. Они разговаривали. Голос у женщины был тонкий,пронзительный, сварливый. Оба лишь на мгновение обернулись к нему, а потом, необращая на него ни малейшего внимания, вернулись к своей оживленной перебранке.

— Уж если мневыставляют такой километровый счет, могу я, по крайней мере, узнать, за что?Что сотворил Сильвано с моей машиной? — говорил незнакомец.

— Тут всенаписано, — отвечала женщина, тыча пальцем в листок бумаги. — Аможет, Сильвано сделал и еще кое-что. Ты же его знаешь, он не всегда говорит,что делает.

— Твоймуженек тот еще фрукт, — согласился мужчина.

— Мне ли незнать! Когда он хочет развлечься — никаких денег не жалеет, а как надо взиматьплату за работу, его и след простыл, за всем я должна смотреть! Но, как бы тамни было, ты проверил свою «Джульетту» [28]?Все в порядке? — спросила женщина.

— Конечно,все в порядке, — признал собеседник.

— Задний моствсе еще вихляет?

— Нет, всеотлично пригнано, — заверил ее мужчина.

— Тогдаплати. У тебя денег — лопатой не перекидать, а ты споришь с бедной женщинойиз-за какой-то жалкой десятки, — возмутилась она.

— Да ладнотебе, Роза. Ты же хитра, как черт. Сильвано повезло, что у него такаяжена, — пробурчал клиент, выписывая чек.

Мистраль слушал, асам тем временем рассматривал «Джульетту-1300», оставленную прямо у входа вмастерскую. У него слюнки текли при виде такой машины, и когда клиент,расплатившись, прошел мимо, юноша взглянул на него с завистью. Обладательсокровища сел в свою машину, повернул ключ в замке зажигания, и мотор завелся.Мистраль подумал, что ни один человек на свете не смог бы выразить словами то,что хороший механик слышит в урчании такого двигателя: поэзию совершенства. Оннерешительно вошел в мастерскую и увидел Сильвано Ваккари, вылезающего измашины, покрытой брезентом.

— Здравствуйте, —сказал Мистраль. — Я думал, что вас нет.

Ваккари выгляделсовсем не так, как в тот день, когда Мистраль увидел его в первый раз вЧезенатико, в компании красивой девушки. Он был в засаленной спецовке, лицо ируки выпачканы в масле. На Мистраля он сперва взглянул недоверчиво, но потомузнал его и улыбнулся.