Тебе еще никогда не приходилось быть таким одиноким, — подумала Атайя, глядя, как Дарэк ладонью стирает со лба пот, вызванный не только жарой. — И я никогда еще не видела, чтобы ты вел себя так мужественно.

Неудивительно, что королевские гвардейцы все как один с ужасом восприняли объявление Дарэка о том, что он отправляется в лес только в сопровождении Атайи, — они были уверены в том, что их королю уже никогда не выйти оттуда. Но никто из них не посмел бы силой удерживать короля, и гвардейцам ничего не оставалось, как только наблюдать за его уходом и сверлить глазами спину Атайи, безмолвно предупреждая принцессу, что ей не поздоровится, если их король не вернется целым и невредимым… и желательно как можно скорее.

Довольная тем, что оказалась вдали от угнетающего присутствия цепных псов Дарэка, равно как и от палящего солнца, Атайя ввела брата под благословенную сень леса, следуя рунам, показывающим дорогу к лагерю. Солнечные лучи, проникающие сквозь сосновые иглы и дубовые сучья, золотистыми пятнами ложились им под ноги, а величественное молчание время от времени нарушалось только шорохом листьев, когда птица перелетала с ветки на ветку или кролик перебегал из одного укрытия в другое. Атайя словно попала в иной мир, подобный тому месту между мирами, где она проносилась во время перемещения, — месту, где земное время остановилось и где они с Дарэком были всего лишь человеческими существами. Когда это, изумилась принцесса, они с Дарэком были наедине и не ссорились? Разве когда-нибудь он доверял ей настолько, чтобы отдать в ее руки собственную жизнь? Разве сама она раньше доверяла ему?

Атайя сорвала кленовый лист с низко висящей над тропинкой ветки. Когда же в самом деле они перестали быть друзьями?

Совершенно точно, что это случилось задолго до того, как магическая сила пробудилась в ней. Эта магическая сила и, что более важно, решение принцессы принять ее и не подчиниться смиренно обряду отпущения грехов стали только катализатором тех процессов, которые завели их так далеко. Возможно, она всегда завидовала тому вниманию, которое доставалось Дарэку как самому старшему из них, призванному когда-нибудь править Кайтом после Кельвина, в то время как их с Николасом вечно отсылали подальше — особенно Атайю, способную только на то, чтобы стать выгодной для Кайта королевской невестой. Может быть, рассуждала принцесса, Дарэк по-своему тоже завидовал ей, желая вопреки требованиям долга оставить на время свои обязанности и отправиться в туманную бухту искать давно забытые пиратские сокровища, как частенько делали его брат с сестрою.

Видит Бог, ей так много нужно рассказать ему! Однако язык словно прилип к гортани, Атайя так боялась спутать нити тонкого узора, который выткался на гобелене их возникшей несколько недель назад дружбы. Принцесса то и дело бросала на брата умоляющие взгляды, желая, чтобы он начал разговор вместо нее, но Дарэк, встречая взгляд сестры и словно ощущая шлейф ее мыслей, неловко отводил глаза.

Дарэк решил обойти спутанную поросль ежевики, однако Атайя с усмешкой схватила его за руку и провела прямо сквозь колючее месиво. Всего лишь иллюзия — одна из лучших у Ранальфа.

— Как… как ты разбираешь дорогу? — спросил Дарэк, таращась на иллюзорный кустарник, оставшийся сзади, а затем на зеленовато-коричневый лабиринт перед собой.

— Отметки. На деревьях.

Дарэк нахмурился.

— Но я ничего…

— Только колдуны могут видеть их.

— А-а… — кивнул он.

Оставшееся время они беседовали об отвлеченных предметах — восхищались изобилием лесных лилий и пьянящим ароматом сосен, оценивали предполагаемое количество оленей в королевском лесу.

Вскоре тропинка вывела их на поляну, усеянную полотняными палатками, беспорядочно разбросанными укрытиями из сучьев и веток и нагромождениями полуразрушенных каменных строений. Прибытия короля ожидали, и, совсем как в Кайбурне, из каждого окна и двери торчали любопытные лица. Настроение, однако, было совсем не таким благодушным — и неудивительно, подумала Атайя, ведь на протяжении последних двух лет король и его духовенство занимались уничтожением жителей Кайта. Тем не менее, если никто и не приветствовал своего короля, то никто и не высказывался открыто против его присутствия, следуя просьбе Атайи оказывать Дарэку доверие и дружеское расположение до тех пор, пока король не покажет, что недостоин их.

Дарэк инстинктивно отпрянул, когда огромный рыжий мужчина с ножом, демонстративно болтавшимся на поясе, шагнул им навстречу.

— С возвращением, детка, — сказал Ранальф и сгреб Атайю в сердечном медвежьем объятии. Затем отодвинулся и коснулся толстым пальцем жемчужного венца и газовой вуали у нее на голове. — Чертовски давно ты так не наряжалась.

Атайя криво улыбнулась.

— И почему это в последнее время все так и норовят сказать мне об этом?

— И вам добро пожаловать, — добавил Ранальф Дарэку с нескрываемым бдительным блеском в глазах.

— Спасибо, — отвечал Дарэк так же настороженно.

— Скажи всем, что его величество и я отдохнем несколько минут перед тем, как выступить перед ними, — сказала Атайя Ранальфу. — И попроси кого-нибудь принести нам по кружке чего-нибудь холодного. Мы проделали долгий путь, и у меня пересохло в горле.

Ранальф бойко отсалютовал принцессе, а Атайя повела Дарэка вокруг поляны по направлению к часовне, где король мог бы подготовиться к своей речи. Он абсолютно четко знал, что следует говорить жителям Кайбурна, но Атайя подозревала, что Дарэк имел очень слабое представление о том, какие слова предложить последователям Атайи.

— Так вот оно — место, где ты живешь? — пробормотал король, пока они шли к часовне, украдкой бросая взгляды внутрь огороженного пространства и ужасаясь тому, что одна из Трелэйнов может жить в таких стесненных условиях.

Прежде чем ответить, принцесса предложила ему пригнуться, чтобы не запутаться в протянутой между деревьями веревке со свежевыстиранным бельем.

— Раньше здесь был монастырь, пока войска короля Фалтила не уничтожили всех колдунов, что жили здесь. — Принцесса надеялась, что ее ответ не прозвучал обвиняюще — она просто изложила некий исторический факт. Атайя ввела Дарэка в пустую часовню, оправдываясь за мусор, что усеивал пол. Не имело значения, как часто здесь подметали, — листья и ветки ежедневно появлялись на полу, и башмаки Дарэка захрустели по ним, как по гравию, когда он прошел по узкому проходу к алтарю. Пальцы короля трогали различные предметы, разложенные на нем: чашу разбитого потира, серебряный завиток броши, древний, изъеденный червями экземпляр «Книги мудрости» — реликвии братства, когда-то мирно жившего и молившегося в этом месте.

Подняв кусок цветного стекла, Дарэк тяжело вздохнул — от его движения на полу образовалась яркая красная линия, словно кровавый ручеек, вытекающий прямо из алтаря. Королю было неспокойно здесь — это убежище не предлагало Дарэку успокоения. Возможно, размышляла Атайя, Дарэк боялся, что унаследовал больше от своего предка Фалтила, чем от Кельвина, и чувствовал себя соучастником резни, которую начал давно умерший Фалтил, а он вместе с Трибуналом продолжил. Кажется, впервые эти смерти встревожили короля, словно он ощутил присутствие множества духов, обитающих в этом месте. Духи упрекали его за бездушие и повторяли, что он недостоин быть королем.