Потом он прочистил горло и зачитал приговор: двадцать один месяц в федеральной тюрьме.

В День святого Валентина мы с Бреттом, Кевином, моими друзьями Чипом и Лиз выехали из Гринсборо, планируя через три часа добраться до федеральной тюрьмы Бекли в Бивере, штат Западная Вирджиния. По большей части мы старались делать вид, что просто путешествуем. Мы рассказывали друг другу пошлые анекдоты, цитировали фильмы и фальшиво подпевали под радио. Но примерно в половине пятого вечера за последним поворотом мы увидели тюремные ворота, и мною сразу же овладели мрачные мысли о предстоящем заключении.

За участком ровно подстриженной травы возвышались забор с колючей проволокой и сторожевые башни. Тюрьма выглядела как все другие исправительные заведения, которые мне довелось увидеть. Возможно, она даже заинтересовала бы меня, посети я ее при других обстоятельствах. От взгляда на хмурые лица Бретта и Кевина у меня разрывалось сердце. Я сомневался в том, что поступил правильно, взяв их с собой, но они сами захотели поехать. Возможно, если бы они сейчас были вдалеке от меня, их воображение рисовало бы им картины гораздо хуже. Я гордился тем, что сыновья со мной, хотя и понимал, что они испуганы. Я и сам испытывал страх.

Мы припарковались и вышли из машины. Ярко светило солнце, но из-за сильного ветра казалось, что температура гораздо ниже объявленных по радио 10 градусов. Сняв солнцезащитные очки и вывернув карманы, я передал все свои вещи Бретту. В руке я держал три двухдолларовые купюры, которые мне дали на сдачу в продовольственном магазине несколько дней назад. Передавая мне их, кассирша пожала плечами и улыбнулась, признавая необычность такой сдачи. Я протянул одну Бретту, другую Кевину, а третью положил в свой кошелек, который держал Бретт.

– Храните это у себя, – сказал я. – Вспоминайте обо мне, когда будете на них смотреть.

Бретт с Кевином мрачно посмотрели на меня и кивнули.

– Или по крайней мере не тратьте их, только если в случае крайней необходимости, – добавил я со смехом.

Мы еще немного постояли снаружи. За месяцы после моего ареста мы мало общались. Казалось, мы говорим все не то и не так. Теперь, в последние минуты, я почувствовал острую необходимость все исправить, освободить их от переживаний, уверить в том, что все будет хорошо, но впереди меня ожидала неизведанная территория. Я не знал, как поступать в таких обстоятельствах.

Я обнял Кевина и Бретта в последний раз. Заметил, как они стараются сдержать слезы, повернулся и пошел к воротам тюрьмы.

Сообщив охраннику свое имя, я добавил, что «явился самостоятельно». Он сказал, что меня ожидали пару часов назад и что я пропущу ужин. Я не был голоден.

Потом меня провели в камеру хранения, приказали снять одежду и положить ее в коробку на полу. Эти вещи отправят домой. Меня долго обыскивали и ощупывали, заставив несколько раз присесть и прокашляться. Затем мне выдали слишком большие серые тренировочные штаны, оранжевые резиновые шлепанцы, белую футболку и белье, чистое, но не новое. Когда я переоделся, меня отвели во временную камеру, с силой захлопнув дверь. Моя прежняя жизнь осталась снаружи.

Я подумал, хорошо, что в камере больше никого нет, – я находился в ужасном состоянии духа. Сел было на скамейку, но у меня так сильно дрожали колени, что пришлось встать и расхаживать по камере. Я мысленно готовился к этому моменту несколько месяцев, но прощание с детьми меня добило. Я чувствовал, что нахожусь на грани и что этого не вытерплю. Мне нужно выбираться отсюда.

Потом я рассердился сам на себя. «Не будь слабаком, – повторял я себе. – Соберись. Прими это как данность». Мне в жизни не раз приходилось сдерживать панику и находить в себе внутренние силы. Найду их и сейчас.

Примерно через час за мной пришел охранник. У меня было много вопросов, но я решил, что лучше помалкивать и просто ждать, что будет. Охранник приказал мне пройти к входным воротам, показав на небольшой белый тюремный пикап у обочины. Мне что, влезть в него сзади? Мне хотелось расспросить охранника, но он просто махнул рукой. Я открыл заднюю дверь и опустился на сиденье. Охранник захлопнул дверь, повернулся и пошел прочь, не проронив ни слова.

За рулем сидел белый мужчина, полный, лет шестидесяти, с густыми серыми усами и странной стрижкой «под пажа». По привычке я попытался нащупать ремень безопасности. Его не было.

– Парэм, – произнес водитель, глядя прямо перед собой.

Я посмотрел на него непонимающим взглядом. Потом понял, что это его фамилия. Обычно я называл себя и своих знакомых по имени.

– Энгл.

Парэм казался нормальным человеком. Если все охранники такие дружелюбные, то, возможно, все не так уж плохо. Он завел фургон и отъехал от обочины. У меня по спине пробежал холодок – я действительно отправляюсь в неизведанное. Мы проехали с милю и остановились у одноэтажного кирпичного здания, похожего на вход в торговый комплекс. Парэм показал на дверь:

– Заходи внутрь и представься КО.

– Э-эээ, КО?

– Коррекционному офицеру… охраннику… парню с бейджем.

– А, ну ладно, понятно.

Внутри я подошел к стойке с перегородкой из плексигласа. Судя по всему, сидевший за прилавком и был КО.

– Да? – промычал он, поднимая голову.

– Мне сказали доложиться вам.

– Кто сказал?

– Охранник, то есть… КО, который привел меня сюда из основного здания.

Он внимательнее осмотрел меня:

– А ты кто такой?

– Энгл… пишется через «Э». Явился самостоятельно.

Он пролистал пачку бумаг, проводя пальцем по фамилиям.

– Ну, если у вас не зарезервировано, могу приехать позже.

Ноль реакции. Крутые парни.

– Садись там и жди. Просто чтобы знал: тебя привез заключенный. Не КО. Лучше бы тебе усвоить разницу. Ах да, и ты пропустишь ужин, потому что опоздал. Чтобы никаких потом жалоб.

Я сел на скамейку и стал ждать, повторяя про себя молитву о душевном покое:

«Господи, дай мне душевный покой принять то, что я не могу изменить, смелость изменить то, что в моих силах, и мудрость, чтобы отличить одно от другого».

Эту молитву я произносил тысячи раз за годы трезвости, но никогда она не значила для меня так много, как сейчас.

Слева от меня открылась стеклянная дверь, и в помещение вошел низкорослый полный мужчина лет пятидесяти с лишним, с широкой усмешкой на лице. Он был одет в зеленые штаны, черные ботинки с металлическим носком и темно-зеленую рубашку с длинным рукавом с проглядывающей из-под нее белой футболкой. На рубашке указаны имя и номер. Я вспомнил, что водитель, который привез меня сюда, был одет так же.