— Не к добру, — с мрачной задумчивостью согласился царь Кощей.

— Туман уходит! — воскликнул вдруг Хмурич, поморщившись, словно голова у него болела. — Назад к кряжу ползет.

— Да, что б ему в Исподнюю Страну провалиться! — выругался Ростислав Всеволодович и, обратившись к рыжему, наказал. — Останешься здесь с моей дочерью и внучкой! За них головой отвечаешь, понял?

Парень только кивнул молча, во все глаза глядя, как царь Белояжский колдовской меч призвал. Народ в царстве прекрасно был осведомлен, что Кощей колдун сильнейший, да только редко кто видел, как он своей силою пользуется. Не любил Ростислав Кощей зазря колдовать, только в исключительных случаях к волошбе своей прибегал. Златослава и сама никогда батюшкиного меча волшебного не видела и теперь глаз оторвать не могла. Длинный черный клинок без отблесков, металлу присущих, заканчивался такой же черной рукоятью, единственным украшением которой являлось выгравированное изображение человеческого черепа с небольшими изумрудами, таинственно сверкающими в глазницах. Девушка знала от старших братьев, что мечом этим пращура их далекого сама Морана-Смерть одарила, тогда еще Темные Боги по земле свободно ходили, а теперь их в пещерах Исподнего Мира заперли, не выйти им, бесчинств не совершить. Раньше род Кощеев Темным Богам служил, да потом одумался один из Златкиных далеких предков, обратился к Светлым Богам и помог им Темных в пещеры загнать, да запечатать. С тех пор так Свету и служат, но меч, как и доспехи и венец царский, Мораной выкованные, так в сокровищнице Белояжска и хранятся.

— А вы двое за мной! Побежим туман догонять! — скомандовал царь-батюшка, уже и плащ, и сапоги надевший.

С этими словами быстро покинули мужчины Избушку, оставив Златку и рыжего Данила, растеряно смотреть на закрывшуюся дверь в сени. Яга опомнилась первой, встрепенулась, окинула взглядом парня и сурово так заявила:

— Так, мил человек, давай-ка сапоги снимай и у печи ставь! А то натоптал-то, натоптал. И плащ вон на крюк вешай! Ждать нам все равно долго придется, спаришься ведь в своей душегрейке.

— Княжна, вы уж простите мою наглость, но вдруг что случится, а я тут босиком, — нахмурился молодой колдун, решивший отстаивать свои сапоги до последнего.

— Царь-батюшка, сказал здесь сидеть и носа не казать наружу, значит, пока тебе сапоги не понадобятся. Скидай их давай! — стояла на своем Ёжка и ногой притопнула, словно точку в разговоре поставила.

— Мне Ростислав Всеволодович ничего подобного не говорил, — продолжил припираться рыжий.

— Он сказал, что ты со мной остаешься, а мне он приказал из Избушки не высовываться, — ехидно выдала Златка, окончательно прекратив изображать из себя благовоспитанную цареву дочку и снова становясь вздорной Бабой Ягой. — Смекаешь, к чему я веду?

— Златослава Ростиславовна, я уже говорил, что может случиться за это время многое, — не сдавался Данила, продолжая стоять посередь кухни. — Вдруг мне с ворогом, каким биться придется, я пока сапоги натяну, он меня уже чем-нибудь приласкать сумеет!

— Типун тебе на язык! — возмутилась Злата и лукаво прищурившись, спросила. — Вот чего ты в эти сапоги вцепился, как в дитя родное, а? Дыра что ли у тебя на носках?

— Златослава Ростиславовна! — возмущенно и вместе с тем обиженно воскликнул колдун.

— Что?! Вот что я еще могла подумать? — хихикнула девушка, уже не скрывая своего веселья. — Скидай давай! Если дыра все же есть, домовушку мою попроси, она заштопает. Ежели нет дыры, прекращай мне тут следить!

С этими словами Злата развернулась и, оставив колдуна наедине с его сапогами, направилась в спаленку, где занятную картину застала. Марфа сидела на краю кровати напротив обложенной подушками Василисы. Малышка с интересом разглядывала свои деревянные игрушки, которые по очереди брала в руки домовушка, изображавшая звуки какие это животное издает.

— Это коровка, — ласково объясняла маленькая женщина Василисе, держа перед ней небольшую рогатую буренку. — Она говорит: «Му-у-у». Му-у-у-у!

— Му-ма-а-а! — выдала малютка и заливисто рассмеялась.

Девушка тоже улыбнулась, прислонилась к косяку дверному и принялась наблюдать за тем, как проходит обучение и развлечение у ее доченьки. Стояла она и заодно прислушивалась к тому, что за спиной в кухне творилось. Судя по тишине, колдун разуваться не спешил. Бабка Ёжка уже готова была снова завести разговор про дырявые носки, как в дело вмешался на удивление не болтливый сегодня Терентий.

— Ты бы, добрый молодец, сапожки-то снял и впрямь, — назидательно произнес фамильяр и протяжно зевнул. — Ягуся у меня конечно вредная, но отходчивая, а вот Марфушка тебя и ухватом может приласкать, такую грязюку у себя на кухне увидевши. Не посмотрит она на то, что ты колдун, так по хребту приложит, весь день искры из глаз сыпать будут, ты мне уж поверь.

— Фамильяр? — удивленно поинтересовался Данила, выслушав кошачий совет.

— Потомственный, — мурлыкнул Реня и миролюбиво предложил. — Ставь свою обувку сушиться и к столу садись. В ногах правды нет.

Что ответил коту рыжий колдун, Златослава слушать не стала, прошла через спальню и присела по другую сторону кровати. Маленькая Василиса, приметив матушку, тут же потеряла интерес к своим зверятам и потянула ладошки к Злате, требуя чтобы ее взяли на ручки.

— Марфуш, спасибо, что приглядела! — поблагодарила домовую Яга и, с улыбкой кивнув в сторону двери, произнесла. — Там у нас в гостях еще один колдун, его Данилой зовут, накорми его, а то с раннего утра тут бедолага по лесу мыкается, голодный наверняка. И за следы его шибко не ругай, я его и так уже пожурила.

— Хорошо, хозяюшка! — прыснув в кулачок, ответила домовушка и, ловко соскочив с кровати, направилась на кухню.

Ёжка перевела взгляд на насупленную дочурку, которая явно обиделась на мать за то, что та ее на руки по первому требованию не взяла. Златка насмешливо фыркнула и погрозила Василисе пальцем. Девочка проследила за маминым жестом удивленными глазами и снова, как ни в чем не бывало, протянула ручки.

— Мама! — четко и до того серьезно произнесла малышка, что Баба Яга даже опешила, ушам своим не поверивши, но тут же получила подтверждение уже более требовательным голосом. — Ма-ма!

— Мамина ты радость! — счастливо воскликнула Златослава, подхватывая пискнувшую от восторга девочку на руки и закружив ее.

Смеющуюся Василису тут же расцеловали в обе щечки, и в светлую макушку, но больше всего поцелуев досталось вздернутому носишке. Малышка поначалу возмущенно заверещала, но после смирилась и позволила матери все эти нежности. А Злата от радости и какого-то безудержного восторга опомниться не могла. Ее мамой назвали! Мамой!

— Марфуш! Ренечка! — воскликнула она, выбегая вместе с малышкой на кухню. — Она наконец-то «мама» сказала! Представляете?!

— Детонька наша! — умилительно прижав ручки к груди воскликнула домовушка.

— Молодец, Василиса! Мамка твоя намного позже заговорила, а ты у нас сообразительная, вона как рано болтать начала, — с доброй насмешкой произнес Терентий, лукаво поглядывая на нахмурившуюся от обиды Ягу, и примирительно добавил. — Ну, не дуйся, Златка! На правду не обижаются. Ты и впрямь говорить ближе к году начала.