— Но это шоу будет настоящей сенсацией.

— А какие гарантии ты можешь мне дать?

— Какие гарантии, говоришь? Да все на свете! Популярные борцы. Отличный зал. Во всех кафе — наши плакаты. Я собираюсь дать объявление в газетах — то-то все удивятся! Старый Али возвращается на ковер — это будет настоящий шок. Люди приедут за тысячи миль, чтобы это увидеть. Старый Али притащит к нам в зал всех чертовых янки, которые приедут на Коронацию, — а все потому, что в Штатах он был настоящей звездой. Они до сих пор печатают его фото в журнале «Ринг». А ты еще спрашиваешь, какие гарантии!..

— Мм…

— Ну хорошо, скажи мне, чего ты хочешь?

— Свернуть это дело, — сказал Фиглер.

— Что? Ты рехнулся? Не будем мы ничего сворачивать.

— Ты забыл, что мне принадлежат две трети в этом деле.

— И что с того?

— Я фактический владелец «Чемпионов Фабиана», и в соответствии с соглашением я нанял тебя на работу.

— Это ложь! Я не подписывал никаких соглашений.

— Господи, ну что за люди! — проговорил Фиглер, возведя глаза к потолку. — Подписывают соглашения не глядя!.. У меня бумага с твоей подписью, что еще тебе надо? Я могу прикрыть бизнес, как только сочту это целесообразным.

— Что?! — заверещал Фабиан. — Если ты попробуешь меня надуть, я тебе ноги вырву и отхлещу ими по физиономии!

— Я весь дрожу, — съязвил Фиглер.

Фабиан воткнул в стол перочинный нож. Но Фиглера оказалось не так-то просто взять голыми руками — на его стороне была несокрушимая власть бумаг, подписей, печатей, штампов; на его стороне был сам его величество Закон. Фабиана едва не разорвало от ненависти. Подавив ярость, он спросил:

— Что ты хочешь?

— А чего ты так беспокоишься? Я не возьму ничего твоего. Я собираюсь ликвидировать «Чемпионов Фабиана».

— Понятно. Ты не возьмешь ничего моего, ты просто собираешься прикрыть эту лавочку, так? И плакали мои полсотни фунтов, да?

— Напротив, ты получишь их обратно.

— А сколько лежит на нашем счету в банке?

— Меньше ста фунтов.

— И ты вернешь мне все мои деньги до единого пенни?

— Да.

Фабиан снова взорвался:

— Ах ты каналья! Ты что задумал?!

— Уймись. Я только хочу сократить издержки.

— Мы еще и не начали! Чер-рт…

— Надеюсь, нам удастся вернуть наши деньги после первого шоу. А после следующего я выхожу из дела.

— Да-а? Ладно, если ты хочешь выйти из дела, то я — нет. Это дело принесет нам кучу денег. Можешь забирать свою сотню. Я и без тебя справлюсь.

— Делай что хочешь. Я выхожу из игры. Между прочим, у меня есть другое интересное предложение, и я не желаю тратить время на эту волынку.

— Какое предложение?

— Это тебя не касается, Гарри. Я заберу свою сотню, ты — свои пятьдесят фунтов, а все, что останется, мы поделим пополам и разбежимся. Идет?

— Идет, — сказал Фабиан, — но я хочу знать, что ты затеваешь.

— А, ты же меня знаешь, — проговорил Фиглер со странной улыбкой, — мне нужны простор, движение, я склонен к постоянной перемене мест. Мне не нравится бизнес, где все время нужно сидеть сиднем. Что ты волнуешься? Мы вернем наши деньги с прибылью — несколько фунтов прибыли. Мы ведь жили на эти деньги, пока занимались этим, верно? А ты дурак, Гарри…

— И все-таки я уверен, что ты что-то затеваешь.

— Ничего я не затеваю, Гарри, правда. Я никогда не мог заниматься подолгу одним и тем же делом. Если бы мог, то наверняка сколотил бы состояние. Но я не могу. Мне нужно движение — заработал пару фунтов, затем попробовал что-то другое…

— Держу пари, ты затеваешь какую-то авантюру.

— Богом клянусь, ничего подобного! К тому же такой толковый парень, как ты, сможет вполне обойтись без меня… Конечно, если ты не хочешь забрать свои пятьдесят фунтов наличными, то…

— Мне нужны мои полсотни фунтов наличными.

— Тогда можешь забрать их хоть сейчас, если хочешь, а я буду уповать на доходы от шоу.

— Мы поделим их пополам, ты забыл?

— Разумеется, после того как я смогу покрыть свои сто фунтов, оставшуюся часть мы поделим пополам.

Фабиан заколебался — но как он мог устоять перед пятьюдесятью фунтами, да к тому же наличными? Наконец он мрачно проговорил:

— Мне нужны мои пятьдесят фунтов, нужны позарез. Так что я их забираю… У меня тоже есть предложение, между прочим… А после следующего шоу мы поделим доходы пополам и разбежимся… Но я все равно уверен, что ты что-то задумал.

Из спортзала донеслись громкие крики.

— Это Али и мальчишка с Кипра, — пояснил Фиглер. — Ты бы с ними поговорил… а то грызутся день-деньской, как кошка с собакой.

— Я им уши пообрываю, — пообещал Фабиан, выходя из кабинета.

Когда за ним затворилась дверь, Фиглер зловеще улыбнулся.

Кратион хохотал громовым голосом, а Али скрипел зубами от ярости. Между ними стоял Адам.

— В чем дело? — спросил Фабиан.

Али ответил:

— На земле есть два киприота. Один всегда хохочет, другой никогда не улыбается.

— Хо-хо-хо! — хохотал Кратион.

— Первый смеется, потому что слишком глуп, чтобы понять, что ему впору плакать, а другой хмурится, потому что слишком туп, чтобы увидеть, до чего он смешон.

Кратион все еще смеялся. Али продолжал звенящим от гнева голосом:

— Они завивают себе волосы. Они знают только три ремесла: цирюльник, портной да судомойка. И хотя они и называют себя борцами, их национальный спорт — это домино. Они стучат костяшками и орут — вот и вся игра. Они спят с горничными, которые водят их в кино. Потом они становятся национальными героями. И все они борются как рабы. Тьфу, тьфу, тысячу раз тьфу на всех киприотов!

— Эй ты, пузо! — хохотал Кратион, показывая зубы. Когда Кратион смеялся, он походил на человека, вполне довольного собой. Казалось, на его улыбающемся лице было написано: «Если бы я не был Кратионом, то я был бы самим Всевышним». Но, стоило ему перестать улыбаться, выражение его лица менялось. Оно становилось свирепым и жестоким. Он выглядел так, словно ему было под силу разорвать льва. Его волосы нависали низко надо лбом, касаясь бровей, глаза под густыми сросшимися бровями были практически не видны, и только плоский тяжелый нос не давал близко посаженным глазам окончательно слиться друг с другом. А пока они выжидающе поблескивали из-под бровей, в то время как верхняя губа праздновала победу над нижней, которая время от времени подпрыгивала, силясь уцепиться за верхнюю. В его жилах текла турецкая, греческая и африканская кровь. Даже его волосы олицетворяли собой древнюю борьбу цивилизаций: густые, вьющиеся, непокорно-буйные, они топорщились, перекручивались и спутывались в невообразимый клубок.