Сабрина вручила письмо мужу и, двигаясь как во сне, направилась к дому. Обитатели замка к тому времени начали выходить из укрытий и провожали хозяйку несколько смущенными взглядами.

— Сабрина, — позвала подругу Энид, стряхивая соломинки, застрявшие в прическе.

— Ты забыла лютню, детка, — напомнил Фергюс, протягивая вслед хозяйке хрупкий инструмент.

Будто ничего не видя и не слыша, Сабрина продолжала идти и вскоре скрылась в замке, словно и никогда не существовала в жизни Макдоннеллов. Морган чуть вздрогнул, ощутив холодок, пробежавший по спине, и зло смял в кулаке письмо. «Будь ты трижды проклят, Дугал Камерон! — стучало в голове. — Одним росчерком пера возродил былую вражду».

Едва волоча ноги, Сабрина медленно брела по узким коридорам, переступая через кучи мусора и камней. «Зачем я вообще вышла из своей спальни? — мысленно корила она себя. — Сидела бы себе там тихо, так не увидела бы этой злобы и жажды крови в глазах Макдоннеллов! Стоило только бестолковому мальчишке крикнуть: „Камероны!“, как они обо всем позабыли, кроме мести. Да будь их воля, они бы разорвали Кадена на части. Мерзкие твари!»

В пути попалась полуразрушенная стена, где сквозь дыры проникал холодный ветер, пробиравший до костей. Сабрина зябко повела плечами. Теперь она знала, что Макдоннеллы, в случае чего, мгновенно разорвут ее в клочки, защищая только своих. Выходит, она сваляла дурака, надеясь привить диким горцам правила цивилизованного общества. Невозможно заставить людей позабыть о веками воспитанных недоверии и ненависти с помощью личного обаяния и пары веселых песенок.

Наконец-то она полностью осознала суть положения, в котором оказалась. Как бы она ни старалась завоевать симпатии упрямых Макдоннеллов, они никогда не примут чужака в свою среду. Сабрина никогда не станет для них своей. Как и для Моргана.

Можно не сомневаться, что когда-нибудь и в глазах Моргана она прочитает холодное недоверие. Для этого не требуется многого, достаточно, чтобы один из его сородичей пожаловался на колики в желудке или свалился пьяным с лестницы. В обоих случаях подозрение сразу падет на представительницу враждебного клана.

Сабрина теперь не могла опереться и на поддержку своих сородичей. Она не принадлежала ни к одному клану. Это стало предельно ясно, когда Каден привез только письмо, адресованное предводителю Макдоннеллов. Отец не счел нужным даже прислать весточку собственной дочери. Сабрина стала изгоем, всего лишь политической пешкой, заложницей вечной вражды между Камеронами и Макдоннеллами. Да еще добровольной рабыней мастера любовных утех Моргана Макдоннелла.

Томительно медленно тянулось время, пока Сабрина металась из угла в угол по своей спальне в ожидании прихода Моргана. Ближе к полуночи она наконец свернулась калачиком на стуле, где не так давно муж целовал ее на — он грядущий, и в конце концов забылась тяжелым сном, но еще не раз она беспокойно ворочалась, когда сквозь дрему до ее сознания доносился надрывный стон волынки.

Ударом кулака Морган сорвал печать с послания Дугала. Занимался рассвет, и в окно коттеджа врывались звуки волынки, будоража кровь. Будь трижды проклята Ив! Она вечно напоминала об отце, совершившем в своей жизни одну непростительную глупость — он полюбил женщину из рода Камеронов. Ведь не случайно последними словами Ангуса был тост в честь Элизабет и ее несравненной красоты.

Морган упал на стул и закрыл лицо руками. Развеять или подтвердить обуревавшие его сомнения можно было довольно просто: нужно попросить Сабрину прочитать письмо, но что-то удерживало вождя Макдоннеллов. Скорее страх, чем нежелание лишний раз признать свою неграмотность.

Чувство страха было ему хорошо знакомо, много раз доводилось смотреть смерти в лицо. К примеру, в ту безлунную ночь, когда повстречал на узкой дорожке семерых вооруженных до зубов Чизхолмов. Помнится, испытал дикий страх, когда отец заставил ампутировать пораженную гангреной ногу умирающего соратника, а в качестве средства обезболивания выдал бутылку виски. И еще было очень страшно, когда впервые ступил в сад замка Камеронов, благоухающий цветущими розами.

Однако в данную минуту чувство страха было иным, и его нельзя заглушить зычным командирским окриком либо отгородиться стеной безразличия. На этот раз страх проистекал из предчувствия неизбежной утраты. А что, если Дугал передумал? Может, решил, что Макдоннелл недостоин принцессы, и теперь требует ее возвращения? Ведь можно допустить, что подыскал иного жениха, истинного джентльмена с хорошими манерами, способного играть в шахматы и петь дуэтом. Нет, Морган не мог заставить себя просто пойти к Сабрине и затем молча выслушать приговор горше смерти.

Проклиная свое невежество, Морган разорвал конверт и попытался понять, что же хочет ему сказать Дугал, но потом решил для себя, что означают покрывающие бумагу закорючки. Если бы Камерон действительно пожелал вернуть дочь, он, пожалуй, не стал бы писать, а вместо малолетнего гонца, трясущегося от страха, отправил бы к Макдоннеллам батальон английских солдат в красных мундирах.

Морган расправил лист плотной бумаги. Еще не поздно сделать вид, будто не получал никакого послания. Ангус в данном случае, не колеблясь, поступил бы именно так. Гонец Камеронов может пропасть без следа, и Сабрина ничего не узнает. Известно, что горные дороги узкие, несчастные случаи происходят на каждом шагу. Скажем, выстрел, лошадь оступается, и всадник летит в пропасть. Его тело смогут найти не раньше весны.

Решение, казалось, было принято, Морган вскочил со стула и швырнул письмо в очаг на тлеющие угли. Показался язычок пламени, плотная бумага сжалась, как от боли, но, прежде чем она успела сгореть, Морган выхватил ее, обжигая пальцы. Ему стало стыдно за свою трусость. Только сейчас он осознал, на какую низость способен пойти ради того, чтобы удержать жену. Да-а, так низко не опускался даже Альберт Ужасный.

Вспомнилось, как радостно вспыхнули глаза Сабрины, когда она потянулась за письмом, и как горько разочаровалась, узнав, что послание предназначено не ей. «Какой же я, оказывается, трус», — подумал Морган. И страшила его не возможность столкновения с Дугалом или тоска Сабрины по хорошо налаженной жизни в отчем доме, а перспектива расстаться с женой, распрощаться с ней.

Сцепив зубы, он сунул письмо под накидку и неожиданно осознал — что-то изменилось. Это смолкла исходившая плачем волынка.

За ужином, сидя за столом напротив мужа, Сабрина почти не притрагивалась к еде и не проронила ни слова, вознамерившись никак не комментировать тот факт, что Морган отсутствовал всю прошлую ночь. Днем ее настроение ещё больше ухудшилось, и его можно было сравнить с мрачными тучами, нависшими над горными вершинами. Энид и Альвина не раз робко стучали в дверь, но Сабрина отказалась их впустить, сославшись на головную боль; голова и впрямь раскалывалась. Пагсли провел весь день свернувшись в клубок в углу, и в темных глазах стояла печаль. Сейчас пес задремал, но время от времени вздрагивал и повизгивал, как если бы ему снились кошмары.

Нехотя помешивая ложкой суп, Сабрина внимательно следила за мужем из-под опущенных ресниц. На лице Моргана лежала печать страшной усталости, под глазами залегли синие тени. Он ел, как обычно, пренебрегая правилами хорошего тона: суп пил из тарелки, мясо брал руками, а потом облизывал пальцы, куски хлеба подносил ко рту на кончике кинжала.