— Правильно, правильно вы говорите, — всхлипывая, сказала Ханщильдэк. То, что сказал ей гадатель, сильно тронуло ее. Но от следующих слов гадателя ее передернуло.

— Э-эге! Может ли такое быть? Не пережить вам этого года. Умрете.

— Что?!

— Вы стоите на обрывистой скале.

— Это я‑то?

— Так вышло. Посланник смерти уже в пути.

— Не говорите мне такие страшные слова, — побледнела Ханщильдэк.

— Я говорю так, как выходит по книге. Ваш дом кишмя кишит злыми духами. Дух насильственной смерти, дух голодной смерти, дух отравления, дух утопленника, дух шамана… Все они у вас в доме собрались, вот дом и гибнет, семья гибнет.

У Ханщильдэк потемнело в глазах. Все, что сказал предсказатель, было сущей правдой. Свекровь Ханщильдэк, Сукджон, покончила с собой, отравившись мышьяком. Свекор Ким Боннён, спустя пятьдесят лет после того как бежал из дома, умер на чужбине то ли от какой-то болезни, то ли от голодной смерти. Парень по имени Сон Ук, любивший Сукджон, погиб в горах от ножа разъяренного Боннёна. Что же касается духа утопленника, в ее памяти были еще свежи впечатления от потрясшего всех крушения корабля «Намхэ».

— А что за дух шамана? У нас в роду нет шаманов, — совершенно не сомневаясь в своих словах и втайне надеясь на ложность этого предсказания, Ханщильдэк испытующе посмотрела в глаза гадателя.

— Так по гаданию выходит. Я только передаю то, что вышло.

— А есть ли какое-нибудь защитное средство от этого? — трепеща от страха, спросила Ханщильдэк.

— Конечно, есть.

— И дорого это будет стоить? — в первую очередь поинтересовалась она.

— Да нет, не так уж.

Гадатель объяснил, что надо будет сделать, и сказал, что его жена шаманка, которая и возьмется за это дело. Затем назначил день, час и сказал, что надо приготовиться к обряду изгнания духов.

— Чем дальше, тем тяжелее, — вздохнула Ханщильдэк, выходя от гадателя.

Спускаясь по каменной лестнице, она вдруг остановилась:

— Ну да! Как же я раньше не догадалась! — И в отчаянии ахнула. Она вспомнила о Хандоле, матерью которого была шаманка из села Миудже. В ее памяти ожило двадцатилетнее прошлое, как одним осенним днем Джи Соквон принес в их дом спеленатого младенца, своего сына Хандоля.

«А мать-то его?» — спросила тогда Ханщильдэк.

«Если узнаете, разве вам от этого лучше станет? — глубоко вздохнул Джи Соквон и добавил: — Померла она».

Голос Джи Соквона прозвучал в голове Ханщильдэк так отчетливо, как будто это произошло только вчера. Она хотела успокоить себя мыслью, что злые духи не осмелятся мстить ей за доброту и милосердие, проявленные к сироте Хандолю, но это не принесло ей облегчения. Наоборот, дух покойной матери Хандоля, шаманки из Миудже, преследовал ее и наводил на нее всё больший ужас.

Спустившись с горы Намбансан, она направилась в сторону порта Ханбук. Там стояли десятки пришвартованных кораблей, нагруженных дровами. По длинным причалам сновали носильщики, разгружавшие корабли. Если бы Ханщильдэк наблюдала эту сцену несколько раньше, она бы вспомнила тяжелое время, когда ей приходилось каждую осень носить в дома дочерей дрова по тысяче штук за осень. Но сегодня при виде тяжелой работы носильщиков она осталась совершенно безучастной. Никогда ей еще не было так страшно и одиноко, как сегодня, после встречи с предсказателем. Ханщильдэк чувствовала, что ей только что поставили смертельный диагноз. И муж, и ее любимые дочери показались ей чужими. Не было ни одного человека, с которым она могла бы поделиться услышанным, разделить страхи о своей горькой участи, что ей не пережить этот год. Подойдя ближе к берегу, она заметила собравшуюся там толпу. Невидящим взглядом посмотрев на неё, хотела пройти мимо, но тут до ее слуха донеслись слова:

— Говорю тебе, это ж наркоман. Пришло время дозу колоть, а у него нет, вот и беснуется.

Услышав про наркомана, Ханщильдэк внимательно прислушалась к разговору.

— Думаешь, он не знал, что потонет?

Ханщильдэк протиснулась сквозь толпу:

— Ай-гу, да это ж… — вскрикнула она, увидев промокшего с ног до головы, распластанного на песке своего зятя Ёнхака.

— Матушка Ким! — позвала Ханщильдэк какая-то женщина, — это же муж вашей дочери Ённан. Взял да и бросился в море. Как же он нас напугал. Хорошо, что люди поблизости оказались, вытащили его на берег, — задыхаясь, выпалила какая-то женщина.

Ханщильдэк стояла как потерянная, а потом обратилась к толпе:

— Кто-нибудь, помогите! Кто-нибудь, отвезите его в больницу. Да что ж это такое? — приподняла она голову Ёнхака.

— Вы сами кое-как концы с концами сводите. Не лучше ли вам бросить этого подонка на произвол судьбы? — скрестив руки, советовали люди из толпы. Никто и не собирался ей помочь.

— Я заплачу. Есть кто-нибудь?! Надо скорее в больницу, — умоляя толпу, Ханщильдэк продолжала трясти Ёнхака.

— Ладно, давайте я отнесу его, — выступил вперед один носильщик. Он снял с себя носилки и поставил их у дороги. Затем взвалил Ёнхака на свою широкую спину. — Тяжелый, как труп.

Зеваки расступились, а дети бежали за носильщиком по пятам до самой больницы, словно за цирковым актером.

— Маленькие бестии! Вздумали дразнить наркомана. Сейчас он как встанет, да отгрызет вам ваши перчики! — напрасно пытался запугать детей носильщик.

Толпа разошлась, а свидетели происшедшего стали обмениваться фразами с торговцами по всей набережной:

— Сколько же невзгод выпало на долю аптекаря! Это дочери его разорили.

— А этого негодяя даже родители бросили. Чтоб ему дурно стало! На что только понадобилось теще спасать его?!

— Ни разу не приходилось видеть толковых детей из богатых семей. Они только и думают, как транжирить родительское состояние. К счастью, у нас ничего нет. Нам достаточно быть сытыми да иметь теплый дом.

— Хм. Это еще бабка надвое сказала. Кто сказал, что быть сытым и спать под кровом — это легкое дело?

В больнице Ёнхак пришел в себя и как только понял, где он очутился, хотел было разыграть смертельный приступ, но врач грозно посмотрел на него и отвернулся, так как прекрасно знал, чего добивался Ёнхак.

— Смилуйтесь надо мной, спасите, помогите! — то кричал как резаный, то жалобно молил врача Ёнхак, но все его старания остались напрасны.

— Только попробуй, сразу в тюрьму отправлю!

— Я сам в тюрьму сдамся, вы мне только чуточку одолжите, только самую малость!

Ханщильдэк, наблюдавшая за этой сценой, не выдержала и решительно покинула больницу.

Ёнхак вышел из больницы и через некоторое время по подозрению в краже наркотиков был арестован и попал в тюрьму.

Когда отец Ёнхака, Чве Санхо, рискуя подорвать свою репутацию преуспевающего и влиятельного бизнесмена, явился в жандармерию, ему предложили отпустить сына по недостаточности улик, но отец, нахмурив брови, сказал: