Неужели он попал в место, где девушки не лукавят и не притворствуют, где нет неписаных правил, которым полагается следовать? Нет матримониальных расчетов. Нет провожатых, без которых девушке нельзя выйти на люди. Неужели вот такой же была его мать? И интересно, как женщина становится ведьмой?

Они перебрасываются вопросами и ответами, иногда выпаливая столько одновременно, что это словно жонглирование: откликаешься на один вопрос, потом подхватываешь другой, и между этими двумя еще на несколько отвечаешь. Саймон рассказывает ей такое, чего никогда и никому в жизни не говорил. Делится своими страхами и тревогами, с его губ срываются помыслы, которые он не осмеливался произнести вслух, но здесь, с ней, все по-другому.

А она рассказывает ему об этом месте. О книгах, комнатах и кошках. У нее в сумке есть маленькая баночка меда, она дает ему попробовать. Он предвкушал что-то приторное, но это нечто более сложное, золотистое и дымчатое.

Саймону недостает слов, когда он слизывает мед с пальцев. Его переполняют мысли, выразить которые он не может, а если б смог, то это было бы неприлично, он в этом уверен.

А Элинор не знает, что думать об этом мальчике в рубашке с оборками и застегнутом на сто пуговиц сюртуке. Он мальчик вообще или мужчина? Непонятно, как определить разницу. И как странно он произносит “р”. Трудно сказать, красив ли он, у нее нет опыта в таких вещах, но лицо его ей нравится. В нем есть открытость. Интересно, что он утаивает. Глаза у него карие, а волосы светлые, а она прочла столько книг, где к светлым волосам полагаются голубые глаза, что находит такое сочетание абсурдным. Однако лицо его настолько не укладывается в указание цвета глаз и волос, что стоит подумать, отчего это в книгах не описывают форму носа или длину ресниц. Изучающе всматривается она в изгиб его губ. Наверно, лицо слишком сложно пересказать словами.

Элинор тянется коснуться его волос. И когда видит, до чего он этим удивлен, руку отдергивает.

– Прости, – говорит она.

– Да ничего. – Саймон берет ее ладонь в свою.

Пальцы у него теплые и липкие от меда. У нее колотится сердце. Она пытается вспомнить книги про мальчиков в рубашках с оборками, чтобы догадаться, как ей себя вести. Вспомнить получается только танцы, которые вообще не к месту, и вышивание, о котором она понятия не имеет, как за него взяться. Наверное, не следует так на него заглядываться, но он точно так же смотрит в ответ, так что она ведет себя, как вела.

И дальше они беседуют, сидя рука об руку. Она кончиком пальца рисует кружки на его ладони, и они обсуждают Гавань, коридоры, комнаты, кошек.

И книги.

– А есть у тебя самая-пресамая любимая книга? – спрашивает Саймон.

Элинор отвечает не сразу, думает. Ее о таком ни разу не спрашивали, но одна книга на ум ей приходит.

– Есть, да. Это. А хотел бы ты ее прочитать? – помолчав, спрашивает она вместо того, чтобы объяснять. Книги не в пример лучше, когда их читаешь, чем когда пересказываешь.

– Да, с большой охотой, – отвечает Саймон.

– Я тебе ее дам, ты прочтешь, а потом мы ее обсудим. Если она тебе понравится. Или, если не понравится, я хотела бы знать в точности почему. Она в моей комнате, сходим вместе?

– Давай.

Элинор открывает дверь, помеченную пером.

– Извини, тут темно и грязно, – говорит она.

Достает металлическую палку из сумки, нажимает на что-то, и палка испускает луч света, яркий, ровный и белый. Луч прорезывает темноту, и Саймону видны осыпающиеся, крошащиеся руины сгоревшей комнаты, где когда-то было полно книг. Тянет дымом.

Элинор переходит из этой комнаты в другую.

Следуя за ней, Саймон с размаху врезается в стену. Когда искры в глазах гаснут, он стоит на пороге и видит перед собой ту же темноту, что раньше, когда открыл дверь впервые, а сгоревшей комнаты и девушки нет.

Он тыкается в темноту, но она непроницаема.

Он стучится в нее, будто темнота – это дверь.

– Ленора! – зовет он.

Она вернется, говорит он себе. Вернется и принесет книгу. Если он не может пойти за ней, то подождать-то ее может.

Закрыв дверь, он потирает лоб и сосредотачивается на книжных полках. Узнает томики Китса и Данте, но другие авторы ему незнакомы. Мыслями он постоянно возвращается к девушке.

Он проводит рукой по бархатным подушкам, которые навалены на кушетке.

И тут дверь, помеченная пером, открывается, в нее входит Элинор с книгой в руке. Она сменила одежду, теперь на ней синяя рубашка, складками ниспадающая от плеч, а вокруг шеи обмотан длинный розовый шарф.

Встретившись с ним взглядом, она замирает, дверь со стуком захлопывается за ней. Она смотрит на него округлившимися глазами.

– Что такое? – удивляется Саймон.

– Долго ли меня не было? – спрашивает она.

– С минуту, – занятый своими мыслями, Саймон не подумал засечь время. – Ну, в любом случае, минут десять, не дольше.

Элинор роняет книгу, и та, трепеща страницами, открывается на лету и захлопывается, упав на пол к ее ногам. Руки ее взлетают к лицу, хватаются за рот, а Саймон, не зная, как это понимать, поднимает книгу и с любопытством разглядывает ее позолоченную обложку.

– Да в чем дело? – спрашивает он. Его гложет желание поскорей пролистать страницы, но он себе в этом отказывает.

– Шесть месяцев, – говорит Элинор. Саймон не понимает. Он вопросительно поднимает бровь, а Элинор потрясенно хмурится. – Шесть месяцев! – повторяет она, на этот раз громче. – Шесть месяцев эта комната была пуста каждый раз, когда я сюда входила, а сегодня ты снова здесь!

Саймон смеется, несмотря на то что она очевидно не шутит.

– Какой вздор, – говорит он.

– Нет, это правда.

– Да вздор, чепуха! – заявляет он. – Ты что-то выдумываешь. Ну нельзя же на минутку исчезнуть, а потом заявить, что прошло полгода. Вот смотри, я тебе покажу!

Саймон, с книгой в руке, делает шаг к той двери, на которой сердце в огне, и еще один, в коридор.

– Вот смотри! – повторяет он и поворачивается лицом к комнате – но в той никого нет. – Ленора!

Саймон входит в комнату. Она пуста. Он смотрит на книгу, которую держит в руке. Закрывает дверь. Снова ее открывает.

Привидеться девушка ему не могла.

Кроме того, если девушки не было, откуда тогда взялась книга?

Он вертит книгу в руках.

Читает, потому что чтение успокаивает.

Он ждет, чтобы дверь открылась, но этого не происходит.

Закери Эзра Роулинс находит “Сладостные печали” именно там, где, как сказал Дориан, книге следует быть, в кармане своего залитого краской пальто, в своей комнате, где он бросил пальто на спинку стула сразу, как только туда вошел.