Звбитый людьми, перевозчик сдал низкой кормою вперёд. Он развернулся на месте и, виляя из стороны в сторону, рванулся к левому берегу Волги. Висящая в небе, чёрная «рама» заметила его продвижение. Пилоты-разведчики дали команду своим пушкарям и стали работать корректировщиком стрельб.

Через короткое время, к артиллеристам фашистов присоседились «лаптёжники». Сверху посыпались снаряды и бомбы. Возле бортов часто вспухали фонтаны кипящей воды. Они на миг зависали в остывающем воздухе и обрушивались на открытую палубу.

Волны бурным потоком проносились по доскам, избитым осколками с пулями, и возвращалась в родную стихию. Они норовили смыть всех людей, что находились поблизости.

Кораблик швыряло, как в бушующем море. Каким-то неведомым образом, он всё никак не тонул. После воздушной атаки, катер сразу выравнивался и резво двигался дальше.

Яков лежал на мокром настиле. Вокруг находились десятки гражданских. Все что-то тихо шептали и закрывали глаза каждый раз, когда рядом гремел ужасающий взрыв.

Послышался вой «пикировщика». Перед глазами зенитчика вдруг появился прицел. Парень сильно задёргался. Он непроизвольно задвигал руками, будто крутил маховик вертикальной наводки орудия.

Яков «поймал в перекрестие» атакующий «юнкерс» и крикнул сорванным голосом: — Пли! — В голове полыхнул сгусток всёсокрушающей боли. Офицер провалился в безмолвную тьму.

Новый мучительный приступ, лейтенант испытал, когда его снова подняли на руки, уложили на плащ-палатку и понесли через остров под названием Зайцевский. Добравшись до главного русла, санитары сняли парня с брезента и устроили на жёсткой земле.

Ощутив под собой твёрдую, неподвижную плоскость, Яков снова лишился сознания. Он был в забытьи до тех самых пор, пока его не стали грузить на подошедший корабль.

Теплоходик рванулся через главный поток шириною в один километр. В небе опять появились «лаптёжники». Они нападали ещё несколько раз. Теперь ужасная мука длилась значительно дольше, чем под вблизи Сталинграда.

Таким образом, Яков то вдруг терял, то обретал связь с реальностью. Наконец, он как-то понял, что его привезли на «полуторке» к Ахтубе. Зенитчик даже запомнил, как въехали на убогий паром, и переплыли неширокий рукав великой реки.

На двух берегах той протоки стояли «ручники» Дегтярёва и без остановки строчили в белесое небо. Сверху падал очередной «пикировщик» с тнвтонскими крестами на крыльях. Он поливал огнём переправу и пытался попасть увесистой бомбой в маленький плот.

Затем, машина оказалась на суше и поехала в гору, к посёлку «Верхняя Ахтуба». На станции железной дороги Якова снова подняли. Занесли в обычный плацкартный вагон и, как очень «тяжёлого» уложили на нижней койке в открытом купе.

Во всех проходах устроили раненых, способных двигаться самостоятельно. Те из них, кто не мог уже больше стоять, сидели и неподвижно лежали на грязном полу.

Часа через два, погрузка успешно закончилась. Эшелон, собранный из санитарных вагонов, тронулся с места. Стуча колёсами на раздолбанных взрывами стыках, он двинулся на юго-восток, к посёлку «Верхний Баскунчак».

К той самой маленькой станции, которую зенитчик с земляками-бакинцами удачно объехал в «полуторке» НКВДешника. Хорошо, что у «синих фуражек» нашлось тогда место в маленьком кузове.

Поезд медленно шёл, а вернее сказать, еле-еле тащился. Мало того, он вдруг замирал каждые несколько вёрст. За те несколько дней, что Яков был в Сталинграде, здесь совсем ничего, не изменилось в лучшую сторону. Составы на обоих путях, стояли вплотную друг к другу.

Так же, как прежде, на запад направляли здоровых крепких людей и новую, с иголочки, технику. Оттуда везли только раненых или гражданских, бегущих от фрицев. И те и другие смотрели на встречный поток, но все угрюмо молчали.

Свежие военные части пользовались большой привилегией. Путейцы их пропускали в первую очередь. Иногда открывались короткие «окна» в другом направлении.

Тогда санитарный состав устремлялся вперёд. Он проезжал какой-то участок железной дороги и опять замирал. Стоя в голой степи, он собой представлял неплохую мишень.

Советские истребители куда-то исчезли в начале жаркого лета. Они до сих пор, почти не мелькали над пыльной землёй. Самолёты фашистов свободно летали над трассой. Они бросали тяжёлые бомбы на составы и станции и стреляли из всех пулемётов.

Им было совсем безразлично, кто там внизу, кадровые военные, идущие на битву с врагом, или же просто гражданские, бегущие в тыл? Не замечали они и красных крестов, нарисованных на крышах теплушек.

Им не было разницы, кто из советских людей погибнет сегодня, а кто только завтра? Главное, побыстрее очистить прекрасную землю от всех «утерменшей». Ведь именно здесь, должны расселиться арийцы, представители высшей, человеческой расы.

Если санитарный состав шёл по путям то, услышав вой самолётов, машинисты тотчас тормозили. Медики бросались наружу и, словно юркие мыши скрывались в ближайших оврагах. За ними спешили те раненые, кто был способен хоть как-то ходить.

А вот все «тяжёлые» оставались на месте. Те, кто мог шевелиться, сворачивались в плотный комок и прижимались к наружным стенкам вагона. Все очень надеялись, что длинные строчки из пуль пройдут по оси длинного поезда и не заденут их тело.

Всем прочим, не удавалось свершить даже такого простого движения. Они лежали пластами. Одни лишь молились всевозможным Богам. Другие смотрели на потолок застывшими от страха глазами и бормотали такие ругательства, какие приходили на память.

Налёты фашистов случались с таким интервалом, что можно было, сверять ручные часы. Причём, производились они помногу раз за день. Далеко не всем пассажирам удавалось их пережить.

Бегущие от войны, горожане гибли от взрывов авиабомб, попадавших в вагоны. Их настигали осколки, летевшие в разные стороны, и кусочки свинца, посылаемые фашистами с неба.

Многие люди умирали от тяжких ранений, полученных ещё в Сталинграде, а так же от новых увечий, что настигали в пути. Санитарный состав, забитый у Волги до последних пределов, каждый день избавлялся от холодеющих тел. Их выносили наружу и клали длинным рядочком вдоль длинных путей.

Время от времени, появлялись мобильные отделения железнодорожных бригад. Так же, как и везде, бойцы разъезжали на разбитых «полуторках». Они собирали покойников в открытые грузовые платформы. Везли в ближайшую балку и хоронили, немного присыпав серой землёй.

Постепенно вагон освободился настолько, что на грязном полу никто не лежал. Все размещались на полках второго и первого яруса. На третий, раненым воинам не удавалось забраться.

К этому времени, Яков уже вернулся в сознание. Чувствовал парень себя значительно лучше. Голова не трещала так сильно, как раньше. Боль и шум, терзающий уши, можно было терпеть.

Зенитчик вдохнул застоявшийся воздух и неожиданно понял, что обоняние снова включилось. Осеннее солнце раскалило вагон до сорока с