Главной причиной стали слова Очкарика о том, что Илья нашел свое призвание.

Стрекалов добился всего, чего только можно желать: он богат, счастлив в браке, у него есть настоящие друзья и любимое хобби. Чаша его жизни полна до последней капли, до самой последней. И чаша эта вызывала… да, в том числе и зависть. А еще — желание прикоснуться, постоять рядом, убедиться, что все так и есть на самом деле, я… И может быть, чему-нибудь научиться.

Научиться жить.

Смешно, если вдуматься.

Дышать, любить, развлекаться, работать, спать… И получать от всего этого удовольствие. Радоваться каждому вздоху, любить и смеяться, получать удовлетворение от работы и хобби, от каждого мгновения, от каждой минуты. Наполнить свою чашу до краев, увеличить ее до размеров бассейна, нырнуть с головой и замереть в блаженстве.

Можно ли научиться жить?

Или искусство это доступно лишь избранным? Сильным? Богатым?

Стрекалов свою чашу наполнил… а Волков? Перспективный инженер плюнул на все и ушел в сыщики. И сделал прекрасную карьеру. Всегда спокойный, уверенный в себе. Сильный… А Лева? Веселый покоритель женских сердец. Для него работа — хобби; живость характера и минимальный напор обеспечивали Корзинкину неплохой доход, а все остальные усилия он направлял на любовные приключения. И ведь не просто трахается, как кролик, а всякий раз влюбляется, кипит вулканом, взрывается… Он счастлив? Он силен?

Впервые Рыжков подумал о друзьях не как о везунчиках, баловнях судьбы, а как о нашедших себя людях. Едва ли не впервые понял, что они свое положение — каждый свое! — заработали. Что пахали и теперь вкушают плоды упорного труда.

Каждый из них наполнял чашу тем вином, которое любил. Не шел на поводу у окружающих, не гонялся за славой, за журавлем в небе — работал. Искал свою дорогу, упорно вытаптывал свою тропинку меж огромных сугробов, трудился и… и обрел уважение.

«А я смогу?»

За окнами автобуса проплывали дома и машины, деревья и люди. Сосредоточенные, грустные, веселые и озорные лица. Кто-то из них плывет по течению, а кто-то топчет свою тропинку.

«А я смогу наверстать упущенное?»

— О чем задумались, Илья Петрович?

Он всегда стучал, прежде чем войти, но никогда не дожидался разрешения. Открывал дверь, заглядывал и тут же переступал порог. Невысокий, плешивый, с круглыми, навыкате, глазами и длинным, торчащим вперед носом — не унылым, висящим, а задорным, острым, напоминающим нос Буратино. Синий рабочий халат одет поверх скромных брюк и дешевой рубашки. Внешний вид мужчины непримечателен, пройдешь мимо и не заметишь. Не поймешь, с кем имеешь дело, пока не поговоришь, пока не заглянешь в умные глаза.

— Вас что-то беспокоит?

— Да так… — Сидящий в кресле Стрекалов поморгал, как человек, которого выдернули из размышлений, потер виски и взял в руки лежащий на столе предмет.

— Да так…

Это был довольно большой стеклянный цилиндр со стеклянным же поршнем, с виду напоминающий шприц-переросток, но без иглы. Петрович пару раз качнул поршень, после чего произнес:

— Все-таки жаль, что нам пришлось использовать не только стекло.

— В действующей модели, — уточнил плешивый.

— Да… в действующей…

Посетитель без спроса присел за стол, сложил перед собой руки и внимательно посмотрел на Стрекалова:

— Расчеты показали, что мы не сможем добиться нужного эффекта, используя только стекло.

— Я помню результаты, — ровным голосом ответил Илья.

Поганые результаты, поставившие крест на его мечте. Два года усилий, опытов, экспериментов промелькнули, словно один день. Консультации с ведущими учеными и практиками, сотрудничество с лучшими стекольными фирмами мира — положение Стрекалова позволяло ему открыть любую дверь, и все напрасно. Последний вердикт — невозможно.

А как же мечта?

Илья вновь подал поршень по цилиндру.

— Мы и так делаем невероятное, — мягко проговорил плешивый. — Никто до нас…

— Мы делаем сложное, но не невероятное, — отрезал Петрович. — Мы просто делаем сложное. Очень сложное. Но то, что мы делаем, можно повторить.

— Повторить можно все. — Посетитель понизил голос. — Абсолютно все.

— Не повторить, а добиться того же, — усмехнулся Стрекалов. — Пройти тот же путь.

— Вы начинаете понимать, Илья Петрович, — еще тише произнес плешивый. — Вы начинаете понимать.

Стрекалов не стал спрашивать, что именно он начал понимать. Илья хорошо изучил собеседника и знал: хотел бы — сказал. А раз не говорит, нужно дойти самому.

«У меня есть мечта. Могу ли я расстаться с ней после первой же неудачи? После того, как специалисты заявили, что она неосуществима? Но ведь это не их мечта!»

«А если перед тобой каменная стена?»

«А сколько каменных стен я снес, протаптывая свою дорогу? Снесу и эту!»

— Учитывая результаты расчетов, я предлагаю прекратить работу над изделием номер один, сосредоточившись на окончательном монтаже изделия номер два.

Все готово к сборке. Более того, монтаж уже начался. Прекратить работы над изделием номер один, состоящим только из стеклянных элементов? Над искусной, но неработающей моделью? Над игрушкой? Признать свое поражение?

Стрекалов помнил каждую трубочку, которую выдули для изделия, каждый лист стекла, каждую стеклянную гайку.

Прекратить?

«НЕТ!!!»

Илья вернул стеклянный цилиндр на стол и тяжело посмотрел на плешивого:

— Я решил прекратить работы над изделием номер два. Я хочу собрать именно это и… и как можно быстрее, понятно? Я хочу его увидеть. Собирать изделие номер один в точном соответствии с инструкцией, собирать с таким тщанием, словно оно РАБОЧЕЕ, понятно?

Петрович торопился увидеть свое детище, а потому доверил часть сборки плешивому. Знал, что не подведет.

— Я хочу увидеть изделие из стекла. Я хочу увидеть свою мечту.

— Все правильно, — прошептал плешивый. — Все правильно.

На фабрику Рыжкова пропустили лишь после тщательной проверки документов. И это — несмотря на звонок Петровича! Дюжий охранник внимательно изучил паспорт посетителя, аккуратно списал данные в тетрадку, сунул документ на полочку, а взамен выдал Яше временный пропуск — пластиковую карточку с магнитной полосой. Порядок. У Петровича всегда порядок.

Проходя внутрь, Рыжков думал, что увидит производство, но ошибся — его проводили в кабинет хозяина, предложили чай, оставили в покое после соответствующей просьбы, попросив немного обождать. Сам Стрекалов явился через четверть часа. Простенький синий халат, прилепившаяся ко лбу лупа.