Семен злился, раздражался, но не мог не признать, что в эти эмоции примешивается нотка восхищения. Наталья, в русском сарафане, взятом напрокат в клубе, — напоминала ему Марфушеньку из старого советского фильма для детей. Еще утром они вместе подшучивали над этим. Теперь ему было не до шуток. Он стыдился сарафана, выбившихся из-под кокошника волос Натальи, ее кирпичного загара. Особенно смешной становилась Наталья, когда переругивалась со старухами. Костюм был не к месту. Среди макарон, риса и пива Наталья выглядела нелепой пародией на саму себя. У Семена просто завывало все внутри. Тем более он видел: Любава провела гостя по первому ряду, и теперь они остановились напротив эстрады, смотрят танцоров. А потом, как пить дать, они пойдут по второму ряду и она приведет его к ним. И уж Любава, едкая на язык, не упустит случая посмеяться над Натальей.

— Сними сарафан, — буркнул он, затаскивая в киоск мешок сахара.

— Чего? — не поняла Наталья.

— Переоденься сходи, — прошипел Семен, не глядя на нее. — Ты в этом сарафане как клоун!

— Чего?! — взвизгнула Наталья. — А где ты раньше был, когда думали? Самая торговля, а я попрусь? Ты совсем, что ли. сдурел, Сема? Чё я теперь надену-то?

— Халат надень, в котором торгуешь.

— Да ну тебя! — обиженно отвернулась Наталья. Она понимала, откуда исходит беспокойство Семена, и это-то и обижало больше всего. Нельзя было и высказать ему вволю, поскольку разговор происходил на людях.

В самый разгар их спора к палатке подошла Нинка, продавщица из молочного киоска.

— Наташ, пятисотку разменяй.

Наталья, красная и злая, стала копаться в выручке.

— Любовь Петровна не теряется, — причмокнула Нинка, кивая в сторону площади. — Вон какого эксперта себе подцепила.

— Да плевать мне на нее! — огрызнулась Наталья, отсчитывая деньги. — И на экспертов ее плевать!

— Вон как у нас первые места-то покупаются! — не унималась Нинка, наблюдая, как Семен подтаскивает в тень ящик с минералкой. — Кто с комиссией спит, тому и главный приз!

Семен бросил минералку и уставился на молочницу.

— Ты что хочешь сказать, что я в прошлом году с комиссией спал?

Нинка охотно загоготала над удачной шуткой.

— Что ты, Сема! Все знают, с кем ты спишь, сокол ты наш! В том году с Любовь Петровной, а в этом году с Наташенькой!

И Нинка, довольная приятным разговором, снова загоготала. Ее ничуть не смущал хмурый вид Семена. Женщины в очереди тоже захотели принять участие в разговоре.

— А откуда он взялся, эксперт этот? Вроде не из наших, не из районных?

— Из города он! Директор фирмы. Не хось-мось! В Завидове столовку отремонтировал, чистый ресторан!

— Погоди, Нинка, доберется он до твоей «молочки». Отделает под кафетерий!

— Не доберется, — отмахнулась Нинка. — Его Любовь Петровна перехватила уже. Вишь, как обхаживает? Глядишь, расширит свою пекарню до размеров хлебозавода!

— Ну! А машину его видели? Танк, а не машина! Стоит у Любовь Петровны во дворе, аккурат половину двора занимает!

— Так он что, живет у ней?

— А то!

— Молодец баба, не теряется!

Семен так стрельнул глазами на бабульку, которая выступила с последним заявлением, что та поперхнулась и закашлялась. Нинка лениво потянулась, пошевелила бедрами. И поплелась к своему ларьку, на котором была нарисована аляповатая корова неизвестной породы, с бантиком.

* * *

Тимохе нравилась ярмарка. Ему по душе было шумное пестрое сборище народа, снующего повсюду, музыка, оживленная торговля ларьков. Нравилось самому быть участником этого действа, стоять за самоваром и озорно выкрикивать: «А кому ватрушечки? А кому рогалики с маком?» Дружок его Петька подтягивал: «С пыла, с жара, по копейке пара!»

Тетке своей, тете Любе, он так и сказал:

— Эта ярмарка самая лучшая.

Почему? Да лучшая, и все тут. Только себе самому он мог признаться: ему нравится быть там, где Марина. Он и поехал на эту ярмарку из-за нее. Она выступать тут должна. Видел он ее из своего лотка постоянно. То и дело выхватывал взглядом из толпы. И свои позывные «бублики-рогалики» громко выкрикивал только затем, чтобы она нет-нет да и бросила улыбчивый взгляд в их с Петькой сторону.

Петька приехал заработать и потому с ревностью следил, чтобы покупателя не сманили другие лоточники. Вертелся юлой, носился с самоварами за кипятком — только пятки сверкали, не скупился на разные шуточки, щедро улыбался во все конопатое лицо всем без разбору. Хозяйка обещала платить от выручки, а в случае призового места — отметить премией. А выручка у них складывалась неплохая, да что скромничать, можно сказать, знатная выручка. Ватрушки с рогаликами сметали на ура, а слоеные пирожки три раза уже подвозили из пекарни, и все мало.

Петьке было весело. Тимоха тоже не скучал, потому что хорошо видел, что поделывает Марина. Она стояла за помостом в окружении завидовских ребятишек, поправляла на них костюмы, готовила к выступлению. Она и сама должна была танцевать два танца — цыганский и румбу, Тимоха знал. Сотню раз видел, как она танцует, и все равно жаждал снова увидеть.

Дети висли на Марине, как на старшей сестре, она обнимала их и щелкала по носам. И это Тимохе нравилось. Добрая Марина. Все ее любят.

На ярмарке, кроме своих, районных, было полно городских, которых можно было сразу вычислить по манере говорить, одеваться. Когда к их палатке подошла семья из четырех человек, Петька сразу оценил: городские.

Мужчина, глава семьи, хоть и выглядел молодо, все же чем-то смахивал на начальника. Рубашечка белая, ботиночки, бар-сетка кожаная, в пальцах крутится брелок с ключами от машины. Жена у него, по всему видно, устала таскаться по ярмарке. Петька сразу определил: наши покупатели. Дело в том, что городская женщина по неопытности нацепила каблуки. Теперь ей было лишь бы сесть, что она и сделала, как только освободился столик. Детям хотелось бегать, а их усадили. Поэтому девочка лет пяти-шести болтала ногами, вертелась, а пацан лет четырех надулся и отчаянно топал ногой, не соглашаясь сесть за стол.

— Андрюша, мне с лимоном, а им — с молоком, — сказала женщина мужу, который с любопытством, как показалось Петьке, рассматривал и самовары, и пирожки, и их с Тимохой в белых поварских колпаках.

— Нам по пирожку, — громко рассуждал мужчина, хотя Петька с Тимохой и так его хорошо слышали. — Все четыре — разные. Все попробуем. У вас, кажется, презентация сегодня?

— Ну.

— Как торговля?

— Лучше всех! — хором ответили Петька с Тимохой.

— Вот и славно… — Мужчина протянул ребятам три сотенные бумажки и остановил Петьку, который полез за сдачей. — Сдачи не надо, пацан. — Потом наклонился и добавил так, чтобы никто не мог услышать: — Будь другом, пацан, сбегай к эстраде. Передай записку вон той девушке в красном. Она танцевать готовится.