— Как бы то ни было, дело сделано, — сказала Полина. — Вот сидим мы тут с тобой, женщины бальзаковского возраста, и трясемся, сопляка припадочного испугались. А жизнь — это сплошная проверка на вшивость. Она нам нарочно подобные ситуации подбрасывает. Проверяет.

Любава только открыла рот, чтобы ответить сестре, как дверь скрипнула и приоткрылась.

— Не помешаю?

— Здравствуйте, Борис Сергеевич.

— Здравствуйте, Полина. Вы только что мне снились.

— Везет вам, — улыбнулась Полина. — А мне так и не удалось сегодня поспать.

— Вот и хорошо, что вы проснулись, Борис, — обрадовалась Любава. — Мы — женщины эмоциональные, а ситуация, мягко говоря, нештатная. Нужен трезвый мужской взгляд со стороны.

Стараясь ничего не упустить из виду, сестры изложили суть дела.

— Мне нужно поговорить с Владимиром, — помолчав, сделал вывод Борис.

Любава сходила за Володькой. Мужчин оставили одних.

Вскоре все собрались в гостиной. Было решено этой же ночью на машине Доброва ехать в областной центр, откуда Борис лично отправит беглецов к друзьям Никитина за Урал.

Перед тем как уйти, Володька отозвал Полину.

— Полина Петровна, поговорите с моими, — неловко переминаясь с ноги на ногу, попросил он.

— Что сказать-то?

— Я напишу им. Батя пусть отгонит машину. Он у меня молоток, поймет меня. А вот матушка…

— Сложную миссию, Володя, ты на меня возлагаешь, — вздохнула Полина. — Да куда же от вас, влюбленных, деваться.

— Спасибо вам за все.

Ирма подошла и со слезами на глазах обняла ее:

— Полиночка Петровна, лучше вас — нет!

— Да ну вас! — замахала руками Полина. — Не рвите мне сердце!

— Двух артистов сразу народный театр лишаете! — добавила Любава.

Володька обнял Ирму — пора.

Сестры вышли на крыльцо. Добров вывел машину из гаража.

— Твой Добров — просто добрый ангел какой-то, — шепотом сказала Любава, толкнув сестру под локоть.

— Не мой, — не слишком напористо ответила та.

— Тогда, может, мне подаришь?

— Да ты, по-моему, и так не теряешься.

— Ревнуешь?

— Как же! Не дождешься.

— А вот Семен, кажется, ревнует.

Полина снова с удивлением уставилась на сестру.

— Так ты для этого Доброва на ярмарку затащила? Вот так Любовь Петровна! Ну, сестрица, ты даешь! Ну и что Семен? В драку не полез?

— До этого не дошло, но глаз с нас не спускал, изозлился весь…

— Да…

Сестры постояли на крыльце, пока фары добровской машины маячили в темноте. Затем вернулись в дом.

— А чему ты удивляешься? — продолжила Любава прерванный разговор. — Я ведь над твоими словами долго потом думала. Про Семена, про возраст, про болячки…

— Да ладно — болячки, — отмахнулась Полина. — Я тебя недооценила. Ты у меня… любого за пояс заткнешь! Тебе сейчас предложи молодого мужа, ты не растеряешься.

— Не растеряюсь, — живо согласилась Любава. — А ты растеряешься?

— Вот пристала! Я спать хочу. Утром с первым автобусом надо вернуться. Отца не предупредила насчет коровы.

— А Тимоха что, не справится?

Полина повернулась и вытаращилась на сестру.

— Как — Тимоха? Он же у тебя!

Любава, в свою очередь, ответила сестре все тем же взглядом, полным недоумения.

— Да нет его у меня. Сразу после ярмарки уехал. Так и сказал: «Я, теть Люб, домой поеду». Я им зарплату выдала. Ой, Полина! Он что, домой так и не пришел?

— Не пришел, — глухо откликнулась Полина, физически ощущая, как кровь отливает от щек.

* * *

Любава проводила сестру на автобус и в раздумье возвращалась домой. Было по-утреннему зябко. Солнце еще не разыгралось, лишь начало пробиваться кое-где сквозь утреннюю дымку. Улица спала. Любава думала о племяннике, чувствовала себя виноватой. Ей казалось, что вчера весь день он выглядел веселым. Звонко раздавались их с Петькой зазывные слоганы. А вот теперь припомнила — когда рассчитывались, он уже был смурной какой-то. Правда, Полине она этого не сказала — зачем заранее расстраивать? Любава тогда решила, что мальчишки устали с непривычки. И ночевать Тимоха отказался, она опять внимания не обратила. Тьфу, ворона!

Любава с досадой толкнула калитку и обомлела: на крыльце, прислонившись спиной к перилам, стоял и курил Семен. Пришел-таки! В ранищу какую притащился!

Любава покачала головой. Неторопливо подошла, вытерла ноги о коврик.

— Здравствуй, Сема. Какими судьбами?

— Як себе домой пришел! — с вызовом заявил Семен. — Нельзя?

Она молча разглядывала его, ничего не отвечая, и он стал нервно искать, куда выбросить окурок. Раньше, при нем, здесь всегда стояла старая металлическая пепельница. Потом Любава ее ликвидировала. Не найдя своей пепельницы, Семен нервно затушил окурок о крашеное дерево перил и выбросил его в палисадник.

— Ты мне клумбу не засоряй, — спокойно возразила Любава. — У меня кругом порядок.

— Порядок у нее! — передразнил Семен, хмуро оглядывая двор. — Где же твой хахаль крутой, что-то я его не вижу… Хотел с ним малость покалякать…

— Ой ли? — не скрывая усмешки, откликнулась Любава. — Что же вчера не пришел? Посидели бы по-семейному. А сегодня с утра он по делам уехал…

— Деловой!

— Конечно, деловой. А лодырей да разгильдяев мы не держим. Я и сама женщина деловая. Видел диплом?

От последнего вопроса Семена перекосило. Вчера в клубе на торжественном закрытии ярмарки Любаве прилюдно вручили диплом победителя и коробку с компьютером. А палатку Семена отметили в числе последних — грамотой за участие. Он даже на сцену не вышел — плевался. Наталья — та ничего, вышла. Поднялась в своем красном сарафане.

— Да нужны мне эти дипломы! — взвился Семен. — А ты уж тоже хороша! Бизнесмена своего в эксперты толкнула! Люди-то не слепые, видят, чем ты диплом-то свой заработала!

— Хочешь приз поглядеть? — не поддаваясь на его воинственный тон, пригласила Любава.

Она открыла дверь и вошла. Семену ничего не оставалось, кроме как войти следом. Семен хоть и злился, хоть и показывал всячески, что ему дела нет до полученного Любавой компьютера, все же посмотреть не отказывался. Любава хорошо знала его любопытство ко всякой новой технике, к этим проводкам, кнопочкам и лампочкам.

— Вот, подарили. Я еще и не трогала его, не распаковывала.