– Вы в этом уверены? – напрягся Николай Иванович.

– Последняя запись датировалась, кажется, четырнадцатым годом. Спиридонов ее мне показывал.

– Тогда да, нам она бесполезна. Ой, как говорится в одном карточном анекдоте, и так слава богу. Идите, не смею вас задерживать.

Варя, скрывая торопливость движений, встала и потянулась за плащ-накидкой.

– Вы ведь и сейчас не снимаете меня с прицела? – неожиданно спросил Николай Иванович.

– Да, – спокойно ответила ему Варя.

Мужчина тихо рассмеялся:

– Но вы боитесь. И правильно делаете. Впрочем, можете не бояться. Я не трону ни вас, ни вашего Спиридонова. Незачем. В жизни важен один-единственный закон – закон целесообразности. Уничтожать вас, делать вам больно… зачем? Что мне это даст?

Варя промолчала. Накинув плащ-накидку, она поспешила к выходу, оставляя на память о себе лишь аромат «Красной Москвы», духов, которые подарил ей любимый.

– С вами было приятно работать, – с легкой насмешкой бросил ей в спину дьявол.

* * *

На вокзал, теперь уже окончательно и бесповоротно ставший Казанским, поезд прибыл рано утром.

Дождливая погода, удручавшая Москву всю первую декаду сентября, отступала; небо хмурилось, но ливня с грозой, как вчера, не ожидалось. О непогоде, случившейся накануне, свидетельствовали лишь многочисленные лужи и серые пятна влаги на стенах домов.

Едва Спиридонов сошел с поезда, его внимание привлек необычный черный автомобиль, стоявший прямо на перроне. Сначала Спиридонов подумал, что это какой-то американец из кремлевского гаража, но, присмотревшись, решил, что этот дорожный крейсер больше напоминает щегольскую «эмку»-переростка.

Пока Виктор Афанасьевич рассматривал чудо автомобильной техники, дверь машины открылась, и из салона выбрался Власик. Спиридонов устремился к нему и с ходу обнял ученика.

– А я по вашу душу, – объявил Власик, распахивая перед Спиридоновым дверь салона. – Решил побыть таксистом для своего учителя, раз уж выпало в кои-то веки свободное время.

– Не стоило беспокоиться, – улыбнулся Виктор Афанасьевич. – Или тебе хочется обновкой похвастаться? Что за агрегат?

– Не без того, – ответил Власик, усаживаясь рядом со Спиридоновым. – Сменил колеса, заодно и обкатываю на предмет пригодности для перевозки начальственных афедронов. Новая модель, «ЗИС-101», пойдет в серию к Седьмому ноября, если опять какие-то вредители не сыщутся.

– Не много ли в стране вредителей развелось? – спросил Спиридонов, доставая из френча почти опустошенную пачку «Люкса». – Курить-то можно в твоем дормезе?

– Курите, конечно, тут и пепельница есть, на двери вот, – исполнял роль гостеприимного хозяина Власик. – Да, вредителей много, и добро бы только их…

Власик вздохнул и достал из кармана в переднем сиденье свои папиросы – картонную пачку явских «Герцеговина Флор»:

– Угоститесь или свои покурите?

– Да я уж свои, – ответил Спиридонов. «Герцеговину» он не любил, с ней у него были связаны неприятные воспоминания.

– Как знаете, – ответил Власик, закуривая. Только сейчас Спиридонов заметил, что от водителя их отделяет перегородка из толстого стекла. – Виктор Афанасьевич, я к вам с новостями.

– Плохими или хорошими? – насторожился тот.

– Кому как, – пожал плечами Власик. – В общем, Генриха Григорьевича решено перевести в Наркомат связи.

Спиридонов понимающе кивнул:

– И за что же? Мало сажал?

– Мало стрелял, – жестко ответил Власик. – Знаете, что на Хозяина было покушение?

– Откуда ж мне знать? – пожал плечами Спиридонов. – В газетах ничего не сообщали об этом.

– Покушались хитро, – продолжил Власик, сделав ударение на последнем слоге. – Добавляли понемногу яд в еду. Причем даже не яд, а препарат, нормализующий кровяное давление, ну или наоборот.

Спиридонов вспомнил Фудзиюки. Все-таки люди везде одинаковы, и преступления тоже.

– Кто? – спросил он. – Троцкисты?

– Хуже, – покачал головой Власик. – На этот раз правые уклонисты. Да еще и разведка японская оказалась замешана.

Спиридонов сразу метнулся мыслью к Ощепкову. Вася уже отошел от приступа и продолжал тренировать армейцев, но врачи категорически запрещали ему волноваться. А если к нему по этому поводу нагрянут? Новая метла по-новому метет.

Внешне же он отреагировал спокойно:

– Я думал, Генрих Григорьевич эту нечисть вымел поганой метлой.

– В том-то и дело, – вздохнул Власик, – мел-мел, да не вымел, и хуже того: сам оказался замазан по самую макушку.

Он открыл пепельницу на двери и стряхнул в нее пепел. Спиридонов эту операцию проделал уже дважды.

– Короче говоря, третьего дня на дачу к Сталину нагрянули Дагин с Аграновым…

– Дагин – это начальник охраны Кремля, что ли? – уточнил Спиридонов. Власик кивнул. Спиридонов помнил Дагина, тот был упрямым учеником и всегда стремился ударить противника быстро, чтобы тот не успел сосредоточиться.

Кто такой Агранов, Власик пояснять не стал, незачем было – новый первый зам Ягоды, пришедший на смену отодвинутому по какой-то причине Молчанову, был хорошо известен обоим.

– Вот, и они проговорили с Хозяином часа четыре. Документы ему какие-то показывали, с собой целый талмуд притащили. После, как они ушли, Хозяин был не в себе. Позвонил Молотову, Калинину, еще кому-то. Даже Ворошилову, по-моему, звонил. В общем, вчера у него было большое совещание, на котором было принято решение Ягоду от дальнейшей работы в НКВД отстранить.

– И кто же вместо него? – спросил Спиридонов. Его это не то чтобы сильно интересовало, но когда твое начальство меняется, в любом случае интересуешься. – Агранов?

– А вот это самое интересное, – ответил Власик. – Не он. Агранов там, похоже, на вторых ролях, а заправляет всем Ежов.

– Ага, так вот откуда ноги растут, – протянул Спиридонов. – Недаром говорят, он дело Кирова себе забрал.

– А дело по покушению на Хозяина вел изначально! – Власик скривился. – Тихушник. Он и на меня бочку катил, но Сам ему быстро указал красную линию. Иосиф Виссарионович хоть и любит повторять, что незаменимых людей нет, но прекрасно знает, что есть. И вы, кстати, в их числе, Виктор Афанасьевич.

Власик посмотрел Спиридонову прямо в глаза:

– Смех и грех, но вам повезло больше других. Хозяин не любит, когда у него кто-то не под контролем. Если сам человек незаменим, то у него есть близкие, родня, и на карандаш ставятся они. А вы один как перст. И вам ничего не сделаешь, и близких ваших не прижмешь.

– Да ладно, – отмахнулся Спиридонов. – Ну какой я незаменимый? Не будет меня, останется Ощепков.