Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Потому что ты никогда не теряешь контроля? — не унималась Исидора.
— Потому что… — он судорожно вздохнул, — это не совсем точное описание.
Ее пальцы ласкали его плоть, поглаживали ее, разжигая в Симеоне желание.
— Ты уверен, что я не могу заставить тебя потерять контроль над собой?
— Ты можешь дать мне самое большое удовольствие, — сказал Симеон. — А я — тебе.
Исидора криво улыбнулась.
— А что еще тебе нравится? — спросила она.
Симеон недоуменно моргнул.
— Ты любишь, когда ласкают только эти части твоего тела?
— Этого довольно, — ответил он.
Исидора вновь заулыбалась.
— А могу я показать тебе, что нравится мне?
— Сейчас ночь, тут слишком темно и холодно для леди, — сказал Симеон, натягивая через голову рубашку. Все его тело пульсировало, кровь в жилах кипела.
— Я подумала, что, возможно, наша кровать…
— Не забывай: в гостиной спит Годфри.
— Мы просто не будем шуметь, — вымолвила Исидора, поворачиваясь, чтобы уйти со двора. Лунный луч упал на ее волосы, окрасив их в темно-серебристый цвет; драгоценный жидкий свет очертил линию ее скул, припухлость губ, высветил озорное выражение глаз.
Вдруг она остановилась.
— Конечно, это хорошо, что ты ни при каких обстоятельствах не теряешь над собой контроль, правда ведь, Симеон?
— Да, — ответил он.
— Потому что если я и буду беспокоиться о том, что издаваемый мной шум может разбудить Годфри, то хоть о тебе мне думать не придется, — промолвила Исидора и пошла к дому.
Вдовий дом
3 марта 1784 года
Хонейдью поздоровался с ними при входе во вдовий дом с таким видом, словно видеть двух растрепанных супругов для него — дело обычное.
Сняв с себя мокрую накидку, Исидора протянула ее дворецкому.
— Боже мой, Хонейдью! — воскликнула она. — Вам пора отправляться спать, ведь снова начинается дождь.
— Мне кажется, что велика возможность наводнения, — промолвил Хонейдью.
— Какая ерунда! — возразил Симеон. — Мы же находимся на склоне холма.
— Не забывайте о мосте, который ведет в деревню, — напомнил Хонейдью. — Я взял на себя смелость отправить горничную вашей супруги в тамошние временные жилища. Если мост снесет водой, то придется всех поселить в амбаре, и мисс Люсиль будет недовольна.
— Вы тоже останетесь в деревне? — поинтересовался Симеон.
— Этой ночью я снова лягу в амбаре, ваша светлость, — промолвил в ответ дворецкий. — Мы должны следить за серебром.
— Вы хороший человек, Хонейдью, — отозвался Симеон. — Мы не будем вас задерживать. — Он закрыл дверь за дворецким с мыслью о том, что ему всегда хотелось иметь такого надежного слугу. Он бесконечно предан и честен, а это многого стоит.
Исидора исчезла. Симеон заглянул в дверь гостиной. Огонь в камине горел слабо, поэтому он подкинул пару поленец и пошел взглянуть на своего младшего брата. Годфри спал. В неровных отблесках огня он был невероятно похож на отца. Он даже храпел, как отец.
Пару секунд Симеон слушал этот храп, а затем на его лице появилась улыбка.
Маленькая спаленка не примыкала к гостиной — к ней вел небольшой коридорчик длиной примерно в половину холла.
На мгновение Симеон замешкался, спрашивая себя, должен ли муж стучать, входя в спальню собственной жены.
Услышав его шаги за дверью, Исидора почувствовала, как сердце подскочило у нее в груди едва ли не до горла. Господи, чем только он занят? Можно ли надеяться на то, что Симеон не задумал отправиться спать в амбар вместе с Хонейдью?
Исидора уже прилегла на кровать. Окинув себя взглядом, она крикнула:
— Заходи!
Дверь отворилась, и вошел Симеон. Исидора несколько мгновений дала ему посмотреть на себя, пытаясь представить, что он видит перед собой. Все округлости у нее на месте, подумала Исидора, то, что должно быть ровным, ровное. Она зажгла свечи, и отблески их маленьких огоньков играли на ее коже, делая ее похожей на мраморную статую времен Римской империи. Ее волосы рассыпались по плечам, и Исидора уложила их таким образом, что они прикрывали одну грудь, а другую оставляли открытой.
— Ты можешь подойти, — нервно посмеиваясь, промолвила она.
Симеон очень осторожно закрыл дверь и сунул руки в карманы.
— Теперь твоя очередь изучать мое тело.
Симеон подошел к кровати.
— Можно мне присесть рядом? — спросил он.
Он казался Исидоре таким огромным, что у нее закружилась голова. Сев на стул, он положил ногу на ногу. Исидора подумала, что он на вид стал моложе. А в его глазах появилось что-то дьявольское.
— Я хочу, чтобы ты был очень внимателен на этом уроке, — заявила Исидора, приподнимаясь на локте.
Симеону пришлось отвести взгляд от ее груди и посмотреть Исидоре в лицо.
— Хорошо, — кивнул он. И добавил: — Хорошо, я буду внимателен.
Исидора не смогла сдержать усмешку. Она села.
— Это моя грудь. — Вообще-то прежде она не слишком часто трогала ее, а сейчас легонько приподняла, демонстрируя Симеону, как он должен это делать. — Сегодня днем… — Она покачала головой.
Его ясные глаза широко распахнулись.
— Я сделал что-то не так? — встревожился Симеон.
— У тебя очень сильные руки, так что мои бедра теперь в синяках, — сказала она.
— Извини… — Желание в его глазах погасло, и он отвел взгляд от ее груди.
— Я вовсе не это имела в виду, — торопливо добавила Исидора. — Мне понравилось, но… Вот это мне нравится еще больше. — Она лучезарно улыбнулась мужу, и его взгляд снова вспыхнул страстью.
— Но я ведь не сделал тебе больно?
— Нет!
— Если я буду слишком сильно сжимать тебя, просто говори мне об этом, — попросил он. — Я не знал… У меня нет опыта… — Казалось, он даже не шевельнулся, однако каким-то непонятным образом оказался возле Исидоры. Но даже не прикоснулся к ней, а просто смотрел на ее руки, все еще сжимавшие грудь.
Покраснев, Исидора уронила руки на кровать.
— Какая красота! — прошептал Симеон. И осторожно провел пальцем по округлости ее груди. — Красота! — Палец обвел нежно-розовый сосок, прикоснулся к пику, и Исидора вздрогнула.
Она была не в состоянии отвести глаз от его лица. У него прекрасное лицо — не для мужчины, а просто прекрасное. Глаза окружены густыми черными ресницами, все еще немного влажными после дождя. У него впалые щеки, а подбородок говорит о том, что этот человек всегда будет защищать ее и никогда не бросит.