– Души не хотят верить, что умерли. А катакомбы лишь напомнят им об этом.

Я прислоняюсь к дверному косяку.

– Они не перестанут преследовать тебя, ты же знаешь. Ты для них словно маяк.

Аилесса сжимает руки на коленях и так пристально смотрит на меня, что уши начинают гореть.

– Я не пойду туда как твоя пленница, – говорит она с непоколебимой уверенностью.

Я могу заставить ее. Ведь она лишилась своих сил. Так что мне не составит труда вновь связать ее.

– А я не покажу тебе свое убежище, если ты попытаешься убить меня, – возражаю я.

– По-моему, я уже доказала, что не собираюсь убивать тебя.

Я вздыхаю.

– А я не собираюсь делать тебя своей пленницей, Аилесса. Нам нужно начать доверять друг другу.

Она слегка ерзает на ящике. Ее платье и кончики волос все еще покрыты серым известняковым илом. Да я и сам в нем с ног до головы, после того как гнался за ней по катакомбам.

– Почему ты мне помогаешь? – спрашивает она.

Я слегка пожимаю плечами и отвожу взгляд.

– Если ты умрешь, то умру и я, верно? Поэтому, на мой взгляд, нам нужно держаться вместе.

– И ты обещаешь отыскать Жюли?

– Обещаю. Я знаю, где она может прятаться.

Аилесса вздыхает.

– Все, что произошло этой ночью, все это безумие и опасность – произошли потому, что мама сыграла песню сирены не на той флейте. Я должна вернуть ей ту, что забрала Жюли, к следующему новолунию, иначе…

– Понимаю.

Мне и самому хочется, чтобы души умерших отправились в Загробные миры.

Аилесса прикусывает нижнюю губу, которая потрескалась и пересохла. Хватило ли ей той воды, что я давал несколько часов назад, в потайной комнате катакомб? Взгляд невольно скользит к ее запястьям, которые покрыты синяками и ссадинами из-за удерживавших ее веревок.

Да, у нее есть множество причин, чтобы ненавидеть меня.

– Отлично, – говорит Аилесса. – Я пойду с тобой.

Необъяснимая прохлада наполняет мою грудь. Это облегчение? Я уже не понимаю самого себя.

– Можешь идти сама?

– Думаю, да.

Я протягиваю ей руку. И когда наши ладони соприкасаются, сердце начинает колотиться в груди. Мгновение я смотрю в ее янтарные глаза. В них светится беспокойство, но при этом и нежность.

А еще они невероятно красивые.

Сглотнув образовавшийся комок в горле, я подвожу ее к двери, а затем веду по туннелям к моему тайному убежищу в катакомбах.

Где же ты, Аилесса?

Я поднимаю свой лук, который забрала с пляжа вместе с колчаном, и натягиваю тетиву, чтобы притвориться, будто и правда охочусь на золотого шакала. Я проследила за Аилессой и Бастьеном до холма в лесу, где к ним присоединились другие следы – без сомнения, еще двоих похитителей, – но затем они разошлись в разные стороны. И следы подруги затерялись.

– Не отходи далеко, Сабина. Держись так, чтобы я тебя видела, – говорит Милисента строгим, но не злым голосом. – Может, я и обладаю зрением стервятника, но еще не научилась видеть сквозь деревья и густую листву.

Старательно скрыв возмущение, я выхожу из рощи, в которой не нашла и намека на следы Аилессы. Одива поручила Милисенте отправиться вместе со мной, хотя остальные Леуррессы ушли на охоту поодиночке, чтобы охватить как можно большую территорию. Matrone не просто следит за мной, а хочет убедиться, что я не рискну своей жизнью, пытаясь спасти Аилессу. Но разве она не боится рискнуть жизнью своей дочери?

– Уже почти рассвело, – взглянув на небо, вздыхает Милисент. – Нужно вернуться назад. Надеюсь, остальным повезло больше.

Да. Напрасные надежды тут же вспыхивают в груди. Может, кто-то смог отыскать Аилессу? Мы возвращаемся с пустыми руками к утесу над сухопутным мостом. Именно его Одива назначила местом встречи. Несколько Перевозчиц уже собрались здесь. Но Аилессы среди них нет. К горлу подкатывает болезненный комок. Ей почти удалось выбраться из плена после всех тех дней, что мы провели порознь.

И как я могла допустить, чтобы ее похитили вновь?

Мы с Милисентой останавливаемся рядом с другими Перевозчицами и прислушиваемся к их шепоткам.

– Куда отправились души?

– К городу, конечно. Туда, где больше людей.

– Им нужен Огонь Элары.

– И что нам теперь делать?

– Да, Аилесса жива.

– Но почему matrone не отправила нас за ней?

Потому что у matrone есть свои секреты. Я не знаю, какие точно, но именно поэтому она вновь и вновь предает свою дочь. Солнце встает из-за горизонта, освещая плато первыми лучами, когда Одива наконец присоединяется к нам. Без золотого шакала. На правой стороне ее лица и шеи виднеются царапины от когтей.

– Matrone, – выдыхает Жизель. – С вами все в порядке?

Одива высоко поднимает голову и ободряюще улыбается нам.

– Я очень близко подобралась к шакалу, – говорит она, указывая на свои раны, словно это признак особой чести. – Тирус почти готов отдать его мне.

Нахмурившись, я рассматриваю ее царапины. Полосы сгруппированы по три, а не по четыре, как на передних когтях волков. К тому же среди орлиных перьев на эполетах Одивы выглядывает белое перо с янтарным кончиком. И я знаю, кому из птиц оно принадлежит. А еще ее когти по расположению совпадают с ранами на теле Одивы.

Серебристая сова.

– Но сейчас необходимо вернуться в Шато Кре и вознести молитвы Тирусу, – говорит Одива. – Завтра отправимся на охоту вновь.

– А как же Аилесса? – вырывается у меня вопрос.

Пернелль бросает на меня полный согласия взгляд. Теребя свой кулон из позвонка лисы, она шагает к Одиве.

– Я могу возглавить еще один поисковый отряд, matrone. Возможно, в этот раз нам повезет больше.

На несколько мгновений повисает тишина. Одива смотрит на Пернелль, но меня не покидает ощущение, что череп ночной вечерницы на ее голове уставился на меня.

– Никого не заботит происходящее с моей дочерью больше, чем меня, – подбирая слова, говорит она. – Но нам следует положиться на богов. Если Тирус показал нам священного золотого шакала, значит, можно не сомневаться, что он защитит Аилессу, пока мы не поймаем зверя.

Я стискиваю зубы от напряжения. Может, моя вера слаба, но мне не хочется полагаться на бога Подземного мира в вопросе защиты моей подруги. Одива тайком молилась ему, что-то говоря о принесенных ему жертвах, а еще о том, что хотела бы получить взамен. И, судя по всему, это для нее важнее, чем Аилесса.