Бледное лицо Эвис выражало отчаяние. Она не шевелилась, не плакала, но ее глаза были полны боли.

— Я думал, это она убила Роджера, — сказал Филипп.

— Я бы тоже, если бы не считала, что у нее кишка тонка… — прибавила Тоня.

— Перестаньте, Тоня. Лучше благодарите Бога, что сами не оказались в таком положении. После того как я разобрался в поведении Эвис, все стало очень легко — полагаю, теперь для вас тоже. Я отправился посмотреть, как Алоиз Биррел погружается на дно реки, и немного удивился, когда увидел доказательства симуляции самоубийства. Разумеется, это был ответ на вопрос номер один. Я уже говорил Йену, что таких дерзких и красивых преступлений мне еще не попадалось. Самоубийство, замаскированное под убийство, — это достаточно очевидно для всех. Но следующий шаг — убийство, замаскированное под первую комбинацию, — слишком хитер, и разгадать его может лишь абсолютно бесстрастный ум.

Сообщая вам о самоубийстве, я, естественно, наблюдал за Эвис. Она сыграла хорошо, но все равно нервничала, и это означало, что нечто компрометирующее Кристофера все еще существует. Я уже знал, что Эвис хочет избавиться от улик. В первый вечер она потребовала разжечь камин, а следующей ночью бродила по дому в темноте. Сегодня днем мое предположение превратилось в факт. Я вошел в ее комнату и обнаружил, что Эвис сжигает дневник.

— А что вы имели в виду, когда остановились посреди гостиной и сказали: «Если я прав», — прежде чем открыть дверь в комнату Эвис? — спросил я.

Финбоу мягко улыбнулся:

— Я мог и ошибаться. Дневник объясняет ее лихорадочную тревогу. Она боялась, что комнаты обыщут и подозрение падет на Кристофера. Но в этом бунгало, в такой тесной компании, не так-то просто избавиться от дневника. Кстати, что в нем было, Эвис?

— Много всякого. — Голос Эвис дрожал. — Например, запись двухлетней давности: «Кристофер конченый человек. Бедняжка, мне очень жаль, но у него одна надежда — хоть немного продлить себе жизнь. Он хочет сохранить все в тайне, и поэтому мы будем молчать». И одна из последних: «От Роджера пришло письмо, в обычном для него стиле. Он пишет: „Конечно, ты не выйдешь замуж за Кристофера. Это было бы возможно, получи он работу в Малайе, но с его болезнью это исключено“». И многое другое.

— Так! — воскликнул. Финбоу. — Неудивительно, что вы хотели сжечь дневник. И еще одна любопытная вещь. Как Кристоферу удавалось скрывать болезнь? Похоже, никто ни о чем не знал, если не считать Роджера — и вас, потому что Роджер был в вас влюблен.

Эвис едва сдерживала слезы.

— Такого самообладания я ни у кого не встречала, — очень тихо сказала она. — Кристофер решил, что если ему суждено выздороветь, то рассказывать о болезни было бы катастрофой, а если он не выздоровеет, что казалось более вероятным, то окружающим тем более незачем знать. Поэтому он молчал — и до черноты загорал на солнце. Позже он мне объяснил: «Эти идиоты думают, что ты здоров, если у тебя кожа цвета шоколада». Никто и заподозрить не мог, что с ним что-то не так.

— Очень похоже на Кристофера, — согласился Финбоу. — Его поведение после убийства было почти безупречным. Не слишком невинным, что очень разумно. Он привез из Лондона маленький пистолет и показал Биррелу. Кристофер объяснил, что оружие может понадобиться ему в Малайе. Биррел согласился. Готов поспорить, что, если бы сержант не нашел первый пистолет, Кристофер устроил бы так, чтобы при следующем погружении обнаружился второй — снова с привязанным грузом, наталкивающим на мысль о самоубийстве Роджера.

— Отличная была бы шутка, — сказал Уильям.

— Второй пистолет находился в пакете из коричневой бумаги, том самом, что я оставил в шлюпке.

— Вы все прекрасно объяснили, Финбоу, — заметил я. — Только очень жаль, что Кристофера повесят из-за такого человека, как Роджер.

— Роджер был негодяем, — сказал Филипп. — Большего подлеца и представить себе невозможно.

Эвис заплакала.

— Я не любила Кристофера, — запинаясь, проговорила она. — Но мне хотелось бы его полюбить.

— Кристофер был очень невезучим, — мрачно сказал Финбоу.

— Что значит «был»? — мгновенно отреагировал Уильям.

— А что это за шум мы слышали прямо перед вашим рассказом? — спросила Тоня.

— Надеюсь, это выстрелил Кристофер… — медленно и бесстрастно произнес Финбоу. Мы все замерли в напряженном ожидании. — В себя.

Уильям и Филипп бросились к застекленным дверям.

— Подождите минуту, — остановил их Финбоу. — Я не хочу, чтобы у вас были еще неприятности. Именно поэтому я позвал миссис Тафтс, чтобы она убедилась: вы все здесь. Именно поэтому я так долго вам все объяснял. Миссис Тафтс вызвала Биррела, и теперь вы все в безопасности — если случилось то, на что я надеялся.

— Вы сказали Кристоферу? — спросил Уильям.

— Упоминая о журнале записи пациентов, я намекал ему, что все знаю. И он понял, — ответил Финбоу.

Мы вышли в сад. Моторная лодка Биррела стояла напротив бунгало. Кто-то заметил мачту шлюпки чуть дальше вдоль берега. Мы бросились туда, не обращая внимания на холодный сырой ветер, трепавший камыши. Нос шлюпки глубоко врезался в илистый берег, парус ожесточенно, но бесплодно трепетал на ветру. В шлюпке лежал Кристофер, и дождь омывал его лицо. В груди, в области сердца, виднелось маленькое отверстие, из которого на пальто текла струйка крови. Пистолета нигде не было. Последняя мрачная шутка. Кристофер убил себя так же, как Роджера, и пистолет упал на дно реки, пока шлюпка шла под парусом.

Губы Кристофера скривились в усмешке, глаза смотрели строго. Камыши уныло раскачивались перед его лицом, а над ними простиралось серое, безрадостное небо.