Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Времени было мало и логично было бы разделиться. Однако, посовещавшись, стало ясно, что знатные герцоги не станут говорить о дарах Матери-Богини ни с кем, кроме отца. Так как даже я, невзирая на то, что сын герцога, в силу возраста и репутации, легко мог быть послан на три веселых буквы со своими вопросами.
Поэтому пошли все вместе сначала к Сконе, а потом по дороге в трактир решили заглянуть и к Аркасам. На все про все у нас оставалось пять часов. Благо гостиничные дома, которые они снимали, были расположены в одном квартале, неподалеку от замка и друг от друга.
Квартал был зажиточный. Ухоженные дворики, каменные двухэтажные домики утопали в зелени и цветах. Все здесь служило свидетельством благополучия и богатства. Здесь герцоги и лорды любили снимать имения во время приемов, хотя некоторые предпочитали селиться в замке хозяина. Причины были разные — экономия денег или в силу особой дружбы с принимающим гостей домом.
Я задумался, почему Крайкосы поселились у нас в замке? Дружеских чувств они к нам не питали. Нищими их назвать было сложно. Как не трудно было догадаться, скорее всего, пытались что-то вынюхивать. Как говорит старинная мудрость: Друзей держи близко, а врагов — еще ближе.
Мы шли мимо базарной площади. Я лениво скользил взглядом по пестрым лоткам с товарами, думая о своем. Зацепился за одежду, но вся она была потрепанной и имела непотребный вид.
Из всего хлама на площади, только один товар будоражил воображение. Женщина — о таких говорят — хорошенькая, серенькая мышка, торговала огромными огурцами. Их внешний вид наталкивал на вполне конкретные ассоциации эротического свойства.
Харви притормозил перед лотком.
— Где такой урожай растет, красавица? — присвистнул оруженосец отца.
— На моей грядке, сэр, — похвасталась женщина. — После смерти мужа ими и кормлюсь.
— А с такими огурцами и муж не нужен! — хохотнул Харви, доставая кошелек и вручая женщине внушительную горсть монет.
Я с завистью посмотрел на деньги, которых у меня не водилось от слова совсем. Вдовушка тоже оценила презент, глаза ее сверкнули удивленной радостью.
— Мужчина в хозяйстве всегда пригодиться, — игриво откинув густые пряди рыжевато-пепельных волос, обнажая вырез глубокого декольте, промурлыкала вдова.
Женщина довольно эротично наклонилась, демонстрируя свою грудь во всей красе, и не спеша достала из ведра здоровенный огурец. Она, томно глядя на Харви, ласково провела по бугристой коже огурца пальчиком. И заискивающе улыбнулась.
— Эх, красавица, спешим, — с досадой поторопил вдову Харви. — Давай, вручи нам каждому по этому доблестному орудию.
Вдова не стала спорить, без всяких ужимок дала каждому по огурцу. И мы пошли дальше, каждый осчастливленный дополнительным мужским достоинством.
— Сэр, — окрикнула вдова. — Меня зовут Хлоя, будет время — приходите в Заречную часть, домик у леса. Меня там все знают.
— Загляну, Хлоя, — пообещал Харви.
— Ну и на кой черт нам эти огурцы? — сердито поинтересовался отец.
— На удачу, — с удовольствием хрустя огурцом, хохотнул Харви.
Я тоже не отставал в хрусте. Огурцы были что надо, шкурка оказалась нежной, мякоть сладкой, сочной, с крупными семечками. Лишь Фил безучастно тащил свою эрегированную ношу, не обращая внимания ни на наше аппетитное чавканье, ни на смешки прохожих.
— А знаете, сэр Харви, я бы все-таки не советовал вам заглядываться к милой вдовушке, — покачал я головой.
— Это еще почему? — удивился Харви.
— Есть такая сказочка про колобка, которого съела лиса.
— А то ты не знаешь, я и не от таких лисонек уходил, Эрик, — усмехнулся Харви.
— Колобок тоже так думал. Лиса пригласила его к себе на носик, чтобы он пропел ей об этом в песенку. И вероломно сцапала его.
— Чем же ей колобок насолил? — подыгрывая мне, полюбопытствовал Харви.
— Все дело в том, что колобок не имел нужных ей габаритов орудия труда для её услады. Она колобка сцапала, а потом его переработанными останками удобрила себе грядки. После чего у лиски взросли такие огурцы, что каждую ночь из её норки слышались сладострастные стоны.
Харви разразился громким хохотом. Отец тоже не сдержал смешок, но Фил так и остался мрачным и безучастным ко всему.
К дому Сконе мы подошли примерно за час пути. Выглядел домик запущенно. У калитки нас почему-то не встретил слуга. Мы потоптались, а потом решили войти своевольно.
Но и дверь нам никто не торопился отворять. Мы сначала вежливо позвонили в колокольчик, потом, заподозрив, что он не работает, вежливо постучали, потом постучали не вежливо, ну а потом — просто стали ломать дверь.
Выломав дверь, мы зашли внутрь. Сердце сжалось от тревоги. В доме было тихо, темно и как будто пусто. Воздух стоял плотный, загустевший и пахло сыростью и мертвечиной. Внутри по стенам, полу и мебели расползлась черная плесень, свои бородатые сети развесили огромные пауки. Здесь царила смерть, как в склепе.
Мы вошли в гостиный зал. В полумраке, за большим столом, чинно, выпрямившись, будто все они проглотили по колу, сидели четверо — глава семейства Сконе, его жена и две дочери на выданье — близняшки. Глаза их были опущены на лежащую перед каждым из них горсточку черной специи.
Вдруг, как по команде, они единовременно подняли глаза и с протяжным хрустом повернули головы в нашу сторону. Взгляд их был чернее ночи.
— Ты опоздал, сокол, их дар у нас, — разлепив ссохшиеся губы, проскрипел Сконе. — У меня их жизни.
Мы опоздали. Дар Матери-Богине у Роджера, но больше всего в данной ситуации расстраивало не это. Я смотрел на эту семью и все думал, как им помочь, как прояснить их взгляды, как избавить от последствий принятой ими специи. Неужели нам придется убить их, как тех людей, что были в трактире?
— Их можно вылечить? — тихо спросил я отца.
— Нет, Эрик. Они сделали свой выбор.
— Неужели раз оступившись, ты приговорен навеки? — спросил я.
В той, прошлой жизни мне доводилось, встречаться с наркотиками. Сам я в эти сети, к счастью, не попал. Но у меня были друзья из тех самых свободных девяностых. Помню, как пацанами таскали моего обдолбанного друга по району, чтоб он не откинулся. Так нам посоветовали врачи, отказавшиеся его спасать. Нам удалось его вытащить, чтобы он умер от передоза через месяц.
Всех тех друзей, кто употреблял, к их тридцати уже давно не стало. А перед смертью они успели намучить своих родных и близких так, что все