Инанна еще не откликнулась. Однако это не продлится долго. Возможно, именно она вдохновила царицу Кубабу, чтобы та послала ко мне тебя.

Я наконец счел возможным задобрить его:

– Вне всякого сомнения. Кстати, предупреждаю тебя, Нимрод, что больше прибегаю к помощи растений, нежели молитв. В растениях живут добрые Духи, которые усмиряют злых.

– Прекрасно! Твои растения будут сопровождать молитвы, которые мы обратим к Инанне. Так пожелала она, приведя тебя к нам. За работу, Нарам-Син.

Нимрод развернулся и твердым шагом воротился во дворец. Он некоторое время беседовал со мной, но так и не рассмотрел меня. Очевидно, собеседники вообще его не интересовали. Даже во время диалога он продолжал говорить с собой и слушать только себя. Все происходило с ним и внутри него, всем прочим оставалось лишь подчиняться. Мир формировали его желания. Он говорил, реальность прислушивалась и соглашалась.

Когда его долговязая фигура исчезла на крыльце, я осознал, что в его представлении я уже должен быть не здесь: мое место в поселении рабов.

* * *

Следующие недели оказались из самых тяжелых в моей жизни.

Прежде всего я нашел в Саду Ки Саула и Маэля. Встреча сильно взволновала нас всех. Хмельной от счастья Маэль непрестанно поворачивался ко мне, смеялся, отплясывал с Роко, залезал ко мне на колени и смотрел на меня прищурившись, словно на ослепительное солнце. Сдержанный Саул с порозовевшими щеками не сводил с меня повлажневших ласковых глаз и, даже не пытаясь понять, кивал на все, что я говорил. Мы быстро восстановили наши былые привычки и опять стали перекусывать на рассвете, прежде чем я приступал к своей службе, и пировать в сумерках, когда я возвращался. При дрожащем пламени факелов мы снова занимались письмом – во время этих уроков Роко следил за окрестностями, а Саул изготавливал таблички из глины[50], пока я со стилосом в руке соперничал с Маэлем в сноровке. Я радовался, что вернулся в семью.

Увы, остальное время я проводил в аду. Выдержал бы я, если бы был лишен домашнего блаженства? Среди рабов я переживал черные дни. Никогда прежде я не сталкивался с подобными тяготами, – разумеется, потому что они тогда только вторглись в мировую историю…

Когда на земле не существовало ни одного города, когда никакое царство масштаба Бавеля еще не благоденствовало, таких скоплений народа не происходило. Мне уже случалось присутствовать при похищениях или военных действиях между деревнями, тогда трофеи ограничивались несколькими пленными, которые впоследствии проживали среди победителей. Здесь же рабы, превышавшие численностью население Бавеля, существовали отдельно, что вынудило войско создать и кое-как построить у подножия крепостных стен временный пригород, куда для контроля за дисциплиной было согнано множество солдат, которые и сами превратились в пленников своих пленных. Монументальность и великолепие Бавеля внушали надежду каждому его жителю, а поселение своих обитателей унижало.

В результате пленники утратили свободу и чувство собственного достоинства. Угнанные насильно, сваленные без разбору на соломенные тюфяки мужчины, женщины, дети и старики не имели ничего, кроме узелка с кое-какой одеждой и чудом сохранившимися амулетами. Поселение окружал высокий частокол. Ворота охранял суровый, сытый и снабженный всем необходимым страж. Вдоль изгороди были выкопаны канавы: одни – чтобы мочиться, другие – чтобы испражняться; нечистоты и экскременты плескались в них, распространяя стойкую вонь; над ними, застилая небо, плотным роем с гудением кружились мухи и набрасывались на пищу. Вот уже несколько недель в поселении не хватало продовольствия. Жалкий прибывающий провиант солдаты оставляли себе, а протухшие отбросы раздавали человеческому стаду, считая, что гнилых фруктов, недоваренных злаков и других дурно пахнущих объедков этим свиньям достаточно.

Рабов терзало множество хворей; некоторые объяснялись условиями труда – инфекции, незаживающие раны, переломы, трещины, разрывы, мышечные спазмы; другие были спровоцированы условиями жизни: анемии и бессонницы. И одновременно невольников терзал загадочный и жестокий недуг. Еще у входа в поселение мой проводник Фадим предупредил меня: «Будь осторожен! Тела больше не гадят, они отливают испражнения». Действительно, узники и солдаты страдали чудовищными поносами, которые продолжались в течение часа, а затем возобновлялись, сопровождаемые рвотой, что забирало последние силы больных. Кое-кто после многодневных мучений выздоравливал, многие умирали. Поскольку эти последние, прежде чем испустить дух, синели, недуг назвали «синей болезнью»[51]. Ответственность за эту катастрофу возлагали на разных Демонов: Демона сластолюбца, который невидимо перескакивает из одного человека в другого, грязного Демона, выходящего из земли и поедающего останки при помощи своих слуг – крыс, или Демона воздуха – жестокого ветра, отравленное дыхание которого распространяет бедствие.

В отличие от жителей Бавеля я незамедлительно назвал виновных и остался глух к заклинаниям, ритуалам и жертвоприношениям. Будучи учеником Тибора, я применил его методу: наблюдать симптомы и искать в природе средство исправить природу.

Я изучил страдания несчастных. Из их задов нескончаемым потоком бил фонтан мутной жижи с комьями и тошнотворным, сладковатым запахом, напоминающим запах раздавленного жасмина. Это явление привело меня в замешательство: откуда брались эти бурные водопады, никак не связанные с той малостью, которую поглощали больные? Я, веривший, что мы состоим из земли (здесь утверждали, что из глины), предположил, что вода занимает в нас большое место, хотя и не обнаруживается, и что она вносит жизнь в наше тело, орошая его. Недаром ведь трупы обнаруживают сильное обезвоживание?[52]

И вот какой вывод я сделал: если вода вытекает из тел, следует снова наполнить их водой, но главное – не этой грязной. Через Фадима я попросил себе в помощь пятьдесят женщин. Мы использовали фильтрующий уголь, чтобы очищать жидкости, которые каналы приносили в поселение, а затем кипятили их. Оздоровив и охладив воду, я заставлял несчастных пить ее в больших количествах, часто насильно, поскольку обезвоживание совершенно лишило их энергии, расслабило мышцы и размягчило кости. Больные с каждым днем поправлялись, все реже страдали от спазмов и прекратили постоянно опорожняться. Чтобы ускорить их выздоровление, я прибег к такому же соображению: если они теряют массу, следует ее компенсировать. Я потребовал, чтобы они ели жареное мясо или печень. И в этом я опять достиг результатов.

В обоих случаях методика Тибора доказала свою эффективность[53].

Так что характер моей борьбы изменился: теперь это уже было не сражение лекаря с болезнью, а скорее битва одиночки против целого войска.

Я драл горло, объясняя, что синяя болезнь будет продолжаться, пока в поселении не соблюдаются правила гигиены: необходимо постоянно очищать воду, отвести питьевую от канав с нечистотами, мыть фрукты и овощи чистой водой и заменить мясом отвары из злаков и каши.