загривку, Зак, повернувшись, лижет ее в нос и, не удержавшись, съезжает лапами вниз. Ди только смеется.

Она, оказывается, мечтала забрать его из приюта. И Мелехов (ну конечно, кто еще!) ее мечту воплотил в жизнь.

– Даже не знаю, чего я думала, когда сразу не забрала его, – словно вторит Ди моим мыслям. – Все казалось, не время, не смогу, не вытяну. Такая глупость, правда? – смотрит на меня. – Я променяла друга на свои страхи. На то, что мне будет неудобно, станет сложнее в чем-то. А он ведь просто любит меня, и все. Ближе меня у него никого нет, а я чего-то там размышляла…

Она замолкает, махнув рукой, я сжимаю ее ладонь.

– Главное, что теперь он с тобой, – поддерживаю, и она улыбается, снова гладя пса по голове. – И к слову о страхах. Если вдруг ты и сейчас боишься, что не вытянешь, или не сможешь, или не время… Ты говори мне, ладно? С таким нужно разбираться вместе и сразу.

Ди широко улыбается, перегнувшись, быстро целует меня в щеку, от чего Зак недовольно вздыхает. Мол, чего дергаешься, я же тут лежу на тебе. Я тоже улыбаюсь, впервые, наверное, за весь день начиная чувствовать себя спокойно.

И вот сейчас нервничаю снова. Независимо от моего решения остаться или уйти, я иду на совет директоров. Вместо того, чтобы разбирать вещи, весь вечер занимался делами фирмы, отвечая на предлагаемые вопросы. Ди только посмеивалась, изображая акционеров, даже напялила мой пиджак. Я сказал, что лучше бы он смотрелся на голое тело, она приняла это как призыв к действию, и совещание перешло совсем в другую плоскость.

Мысленно усмехаюсь, вспоминая об этом, но переведя взгляд на Мелехова, собираюсь. Он сосредоточен, серьезен и, даже страшно сказать, как будто волнуется.

– Слушай, – остановившись у двери, решает, видимо, дать напутственное слово. – Знакомиться с тобой никто не будет, я тебя представлю, появятся вопросы – ответишь. Нет, просто сиди и молчи, ладно? Не парься и не переживай, о чем бы там ни говорили.

Если это напутствие, то очень странное.

– Ладно, – произношу неуверенно, и мы вместе заходим в зал.

Здесь уже сидят четыре человека. Женщина и мужчина около сорока, еще один около тридцати и старик годам к восьмидесяти, наверное. Высокий и худой, как палка, кожа в глубоких морщинах, взгляд из-под густых седых бровей недовольный.

– А чего на обед не сходили, – тут же выдает он, – мы бы подождали, чего уж там.

Я несколько стопорюсь, стараясь скрыть растерянность, Мелехов только улыбается. Правда, улыбка у него не очень естественная.

– Простите за задержку, давайте перейдем к делам, – Мелехов указывает на меня. – Наш новый комдир Дмитрий.

– Ты его в институте нашел? – интересуется старик, я усаживаюсь на стул, делая вид, что не слышал вопроса. Как-то все у них тут… сложно.

Мелехов, пропустив вопрос мимо ушей, начинает говорить. По мне, так его отчет идеален. Я и сам проверял статистику фирмы за последний год. Цена акций на рынке выросла, партнеры стали крупнее, заказы серьезнее. Про новый объект я вообще молчу – он один принесет прибыли, как три средних за прошедший год.

Пока Мелехов говорит, кошусь на остальных. Все, кроме старика, кажется, не сильно заинтересованы в процессе. Они тут скорее для галочки. А вот этот слушает внимательно. Не просто слушает, вставляет комментарии, ни одного хорошего, кстати, а когда Мелехов замолкает, и вовсе интересуется:

– Значит, всем будет заправлять этот мальчишка? – кивает на меня. – А ты что будешь делать?

– Я руковожу фирмой, – Мелехов склоняет голову набок.

– Ни хрена ты не делаешь! – припечатывает его тот. И тут происходит невероятное: Мелехов глубоко вздыхает и молчит, позволяя старику хаять его дальше.

Не знаю, что на меня находит, но я не выдерживаю. Поднявшись, говорю:

– Вы сейчас не правы.

Все, как один, смотрят на меня. И все в изумлении, даже Мелехов явно удивился, хотя не очень-то обрадовался.

– Алексей Евгеньевич делает для этой фирмы очень много. Он талантливый бизнесмен, благодаря его стараниям мы добились такого результата. Да, возможно, основная техническая работа ложится на плечи других, меня в том числе, и вам не стоит волноваться, мы выполняем ее хорошо. Потому что Алексей Евгеньевич подобрал таких людей, которые хотят работать и работают. И все это, – развожу я руки, – держится именно на том, что он вложил в фирму. А он вложил в нее годы своей жизни, между прочим.

Когда замолкаю, запал сразу проходит. Мелехов устало потирает переносицу, остальные пялятся на меня со смесью восторга и изумления. Ну кроме старика, конечно.

– И вот этот мальчишка, у которого вместо мозгов эмоции, будет заниматься новым объектом? – обращается он к Мелехову, тот только вздыхает, вскидывая брови. – Он все запорет! Голова должна быть ясной, чистой от таких вот философий и избыточного романтизма. Это бизнес! Я всю жизнь выкорчевывал это из тебя…

– А я из него не буду, ясно? – перебивает Мелехов. – Я ценю его именно таким, каков он есть. И считаю, что именно таким он принесет нам больше успеха. Я руковожу фирмой, а если тебе что-то не нравится, пап, ты всегда можешь занять мое место.

Я опускаюсь на свой стул, широко раскрыв глаза. Пап? Мелехов сказал: пап?

До конца совещания старик, внезапно для меня оказавшийся отцом Мелехова, хоть и вставляет ремарки, но все же откровенно больше не хамит. Конечно, самому ему в директорское кресло уже поздновато садится, он и так наверняка отдал этой фирме немало лет жизни. Как и его сын.

Я со странным чувством понимаю, что этот старик – мой дед. Как бы ни отрицал я факт отцовства, но от этого никуда не денешься. И этот человек напротив – мой дед. А этот справа – отец. Если бы много лет назад он не сбежал, или мама не вышла замуж, и он нашел бы ее, все могло быть по-другому.

Нет, я не жалею. Пусть с моим отцом у меня не самые близкие отношения, но все равно я люблю его и за многое благодарен. Просто интересно размышлять, как оно могло сложиться бы… Мама могла быть счастлива все эти годы. Долгих двадцать семь лет брака с другим. Подумать страшно. Кто я такой, чтобы мешать ей сейчас?

– Что ж, – подытоживает Мелехов. – Если вопросов нет, будем расходиться.

Вопросов не оказывается, и все, кроме старика и Мелехова, покидают кабинет. Я ухожу последним, а за дверью останавливаюсь. Знаю, что это плохо, и не дай бог, кто увидит, но почему-то хочу знать, о чем они будут говорить. Удивительно просто, как у