— Может, я сама могу передать весточку?

— Нет, — сказал я. — Мое присутствие необходимо.

— Раз ты так считаешь, красавчик… Я не разбираюсь в ваших чародейских делах. Теперь о второй проблеме. Сэра Джеффри ты в глаза не видел, зато несколько дней изучал леди Иву. Можешь рассказать, как она выглядит?

— Лучше, — сказал я и произнес заклинание.

Посреди комнаты возник трехмерный фантом леди Ивы, такой, какой я ее запомнил. Карин вздрогнула и чуть снова не ушла под воду.

— В следующий раз лучше предупреждай меня о таких фокусах, красавчик, — сказала она.

— Непременно.

— Одежда и прическа могли измениться, — заметила Карин, разглядывая изображение. — Ты уверен, что хорошо запомнил лицо?

— Да, — сказал я. — Но, честно говоря, версия о том, что эта парочка направилась сюда, кажется мне сомнительной. Наверное, вам не стоит тратить много времени на ее проверку.

— Разберемся, — сказала Карин. — Начнем с завтрашнего утра. Кстати, если хочешь тоже помыться, тебе придется воспользоваться этой водой. Потому что для таких, как ты, тут ванны не набирают, и моя просьба сменить воду, а не слить ее, будет казаться подозрительной.

— Похожу денек немытым, — сказал я. — А завтра вы сможете заказать ванну и для меня.

— Ха, — сказала Карин. — Вот уж дудки. Я буду пользоваться преимуществами своего нынешнего положения и принимать ванны каждый день.

Я был прав.

Это действительно ад.

Сидя в клетке, я начал чувствовать себя зверем.

Существует фраза, что свободный человек останется свободным и в тюрьме. Это очень красивая метафора, смысла которой я не понимаю. Свобода духа, это, конечно, хорошо, но свобода тела — это тоже свобода, а как раз ее у меня и отняли.

Карин настояла на том, чтобы запереть меня перед своим уходом. Во-первых, сказала она, в номер может зайти горничная, и она способна впасть в шок при виде животного, разгуливающего на свободе. А во-вторых, сказала Карин, в таком большом городе наверняка есть колокола. И если я попытаюсь залезть на местную колокольню, это точно не кончится для меня ничем хорошим.

Карин оказалась права в обоих случаях. В полдень я услышал колокольный звон и вернулся в сознание только в районе половины первого. А в два часа в номер зашла горничная.

Это была молодая любопытная девица лет пятнадцати. Она быстро прибрала обе комнаты, а потом взяла табурет и поставила его напротив моей клетки. И уселась, уставившись на меня в упор.

Не просто зверь. Зверь в зоопарке.

— Привет, — сказала девица через несколько минут игры в гляделки.

— Привет, — сказал я. От удивления она чуть не рухнула на пол.

— Ты умеешь разговаривать? — спросила она.

— Нет, — сказал я, чем окончательно ее запутал. Неужели местные мужчины и разговаривать не умеют? Карин сказала, что им запрещено это делать без разрешения. Но похоже, их тут просто этому не учат.

— Говорящие животные — редкость, — сказала девица.

— Я такое же животное, как и вы.

Вот этого говорить не следовало.

Сие заявление шло вразрез с ее жизненными убеждениями и вызвало у горничной культурный шок. Она закрыла лицо руками и опрометью выбежала из номера.

Думай, что говоришь, Рико. А лучше — молчи.

Карин вернулась под вечер, мрачная, как туча. Она уселась на оставшийся после горничной табурет. Ее первые слова были:

— Ты идиот.

— Знаю. Вы не хотите меня выпустить?

— Не сейчас. Для начала поведай мне, что ты сказал бедной девушке. Дословно.

— Она назвала меня животным.

— И что ты ей ответил?

— Сказал, что я такое же животное, как и она. Это биологический факт, — почти.

— Ты соображаешь, что ты делаешь? Ты вообще не должен был с ней заговаривать. Девушка рыдала полдня. Так ее еще никто не оскорблял. Она родилась и выросла в этом городе, и местные порядки были установлены тут до ее рождения. Ты должен понимать такие вещи, чародей.

— Я сижу в железной клетке с ошейником на шее, — сказал я. — А эта девица приперлась сюда, и любовалась на меня, как на зверя в зоопарке, только что с ладошки покормить не пыталась. В связи с этим у меня возникли проблемы с пониманием.

— Мне сделали замечание, что я плохо тебя выдрессировала, — сказала Карин. — Хозяйка гостиницы так же сказала мне, что если такое повторится, ты будешь отправлен на дополнительные курсы дрессировки, которые научат тебя уважать местную культуру. Ты этого добиваешься?

— Нет, — сказал я.

— Здесь действуют свои правила и обычаи. Ты хочешь выяснить то, что тебя интересует, и быстро отсюда свалить, или ввязаться к какую-нибудь историю, как ты это обычно делаешь?

— Совершенно определенно, я хочу первого.

— Тогда думай, что ты говоришь и кому. А еще лучше — когда я уйду в следующий раз, оставлю тебя с кляпом во рту. Для надежности.

— Не надо. Я буду умнее, обещаю. Просто мне не нравится, как тут все устроено.

— Мне тоже. Но ты должен понять этих женщин. Они хотели добиться равных прав с мужчинами, а вместо этого их отправили в ссылку, оторвав от родных и близких. У них есть право ненавидеть мужчин, ибо местные женщины превратились в тех, кем они являются сейчас, не без посторонней помощи.

— Я вижу, повращавшись в их обществе всего день, вы стали гораздо лучше понимать их идеалы, — сказал я. — По-моему, вам тут нравится. Выведите меня из города и поселитесь здесь навсегда.

— Дурак!

— Простите, хозяйка, — сказал я. — Как мне загладить свою вину? Хотите, я вымою вам ноги? Расчешу волосы? Помассирую пятки?

— Дважды дурак, — прошипела она. — Я что, за себя волнуюсь? Ты знаешь, как они тут дрессируют мужчин? Я видела сегодня одного такого на главной площади. Его били кнутом. У него на спине места живого не было, кожа свисала лохмотьями, а кое-где просвечивали кости. Ты жаждешь устроить себе такое же? Тогда можешь смело продолжать паясничать. Я не смогу тебя защищать, если ты сам будешь вести себя, как последний идиот.

Она права, это было глупо. Мне следовало лучше за собой следить. Клетка и ошейник — еще не повод, чтобы устраивать истерики.

С некоторыми людьми случаются вещи и похуже. Гораздо хуже.

Несколько минут мы сохраняли прежнюю диспозицию и гробовое молчание. Потом Карин немного отошла.

— Извини, — сказала она, выпуская меня из заточения. — Просто я перенервничала. Я представляю, как тебе было тяжело.