Караваны работорговцев, притворяющихся обычными купцами, бродят по всей стране, покупая свой товар. Чаще всего предметом сделки становятся дети самого бедного слоя населения — крестьян.

Иногда местные феодалы, узнав об истинной цели караванов, устраивают рейды. Иногда они закрывают на работорговцев глаза. За определенную плату, конечно. Для некоторых дворян разница между крестьянином и рабом является ускользающе-невидимой.

Вольные Города расположены на нейтральной территорией между человеческим королевством и землями орков. На мой взгляд, Камир и Абадон населяют худшие представители этих двух рас.

Король Людовик постоянно грозит устроить боевой поход, призванный стереть Вольные города с лица континента, но всегда откладывает его из-за более насущных, по его мнению, проблем.

Говорят, тем же самым занимается и хан орков.

Может быть, окончательно решить эту задачу смогут только Красные воины с Восточного континента.

Карин продолжала рассказ, делая паузы, чтобы собраться с мыслями или подавить посторонние эмоции. Пока она молчала, я пытался подавить свои.

— Естественно, отец не сообщил мне правды. Он сказал, что дяденька, владелец каравана, отвезет меня к одной волшебнице и я стану ее ученицей. Ты можешь понять, как я радовалась, красавчик. Все дети мечтают стать либо рыцарями, либо чародеями, и я не была исключением. Но когда караван прибыл в Камир, на мою шею надели рабский ошейник, скрепив его магической печатью.

В большинстве своем чародеи против рабства. Но в любой среде найдутся криминальные типы, согласные делать что угодно ради денег. Даже скреплять человеческие ошейники магическими печатями.

Уроды.

Рабство отвратительно в любом его проявлении. Если бы этот вопрос находился в моей власти, я предал бы Вольные города огню и мечу. А потом засыпал бы пепелище солью, чтобы там еще пару веков ничего не росло.

— Первоначально меня определили в бордель, — сказала Карин. Ей было тогда двенадцать лет. Неужели такое возможно? Что же это за мир такой, в котором двенадцатилетних девочек продают в рабство собственные отцы, а покупатели отправляют их работать в борделе? Это наш мир. Это Вестланд, наш континент. — Я сопротивлялась. Я дралась, царапалась и кусалась. Меня избивали, насиловали, чтобы я стала более покладистой. Но это не помогало. Я все равно продолжала сопротивляться. В конце концов, моим хозяевам это надоело. Клиенты не жаждали иметь дело с избитой девчонкой, покрытой синяками и привязанной к кровати. Я думала, что после этого хозяева меня просто убьют. Но рабовладельцы оказались более прагматичными людьми. Они решили использовать мою ярость и способность к сопротивлению в коммерческих целях. И определили меня в гладиаторы.

В двенадцать лет?

Огнем и мечом. Некоторых людей нельзя исправить. Их можно только уничтожить.

Милосердие — это слабость. Многое из того, что говорила Карин, стало мне более понятным. Гладиаторы и милосердие — две вещи несовместные.

— В Вольных городах существуют детские гладиаторские турниры, — продолжала Карин. — Они не пользуются большим зрительским спросом, ибо не так зрелищны, как взрослые бои. И чтобы потраченные на рабов деньги не оказались потраченными впустую, детям дают только деревянное оружие. Маленькие гладиаторы не могут поубивать друг друга. Только покалечить. Ко всему прочему, детские турниры являются школой, в которой выращивают гладиаторов. Готовят их к настоящим боям и смерти на арене под аплодисменты толпы. Я провела в детской гладиаторской школе три года.

Мой лексикон ругательств до крайности небогат. Я не смог подобрать подходящих слов, чтобы выразить свое отношение к рабовладельцам.

С двенадцати до пятнадцати лет Карин дробили пальцы, ломали руки и ноги, крушили ребра. Потом чародеи наспех ставили ее на ноги, приводили в порядок. Калечный гладиатор не может приносить деньги.

— В пятнадцать лет меня перевели во взрослую лигу. Чтобы уйти с арены живой, мне приходилось убивать. И я научилась убивать. Эти люди, которых я убивала, были такими же рабами, как я. И они так же хотели жить, как я. У меня не было причин их убивать, кроме одной. Я не испытывала к ним никаких эмоций, ни ненависти, ни жалости. Просто разила их своим мечом. Выяснилось, что у меня это хорошо получается. Через год я стала чемпионом Камира. Еще через год — абсолютным чемпионом Вольных Городов. Тогда я и получила свободу. В соответствии с законами Вольных Городов, абсолютный чемпион зарабатывает свободу своим мечом. С моего ошейника сняли магическую печать. Но… Я была рабыней пять лет. Еще год я дралась на арене, как свободный человек. Моими противниками были не только люди. Орки, гномы, эльфы… Однажды я вышла на бой против огра, и перерезала ему горло. Последний год я дралась за деньги. Как я еще могла их заработать, если больше я ничего не умела? Я и сейчас ничего другого не умею. Только убивать. Заодно я старалась узнать кое-что о мире, в котором живу, читала книги, беседовала с разными людьми… В ночь, когда я покинула город, я убила работорговца, который купил меня у моего отца. И владелицу борделя, в котором меня заставляли работать. Хозяина школы гладиаторов я тоже убила. Уходя, я жалела только об одном. Камир сложен из камня, и мне не удалось бы его сжечь.

Я не хочу этого слушать. Нет, не так. Я не хочу, чтобы такие вещи происходили. Чтобы такие вещи случались с детьми и взрослыми. Особенно — с детьми.

Почему Людовик Четвертый до сих пор не принял окончательное решение и не стер с лица Вестланда Вольные города? Чего ждет хан орков? Как долго еще они будут терпеть подобную мерзость?

— Я вернулась в свою деревню, — сказала Карин. — Я хотела посмотреть в глаза своего отца и убить его, перед смертью признавшись, что я — его дочь. Старому ублюдку повезло — он умер от несчастного случая, когда я еще проливала кровь на арене. Зато я видела свою мать. Она меня не узнала, а у меня не было никакого желания к ней подходить. Что это за мать, которая позволяет своему мужу продать собственного ребенка? Я уехала оттуда и никогда больше не возвращалась. И я всегда ношу с собой этот рабский ошейник — он напоминает мне о том, кем я была. И кем я больше никогда не должна стать. Поэтому, если ты действительно хочешь пойти в Город Людей, Рико, тебе придется надевать ошейник самому. Я не смогу этого сделать. Даже понарошку.

Чуть позже я узнал в Городе Людей много любопытной информации. Гораздо больше, чем мне бы хотелось знать.

В сегодняшнем качестве город существовал вот уже двести лет. Все начиналось как очередное движение феминисток, прикрывающихся красивым мифом об амазонках, легендарных воительницах древности. Обычно к таким движениям в Вестланде относятся снисходительно, расценивая их, как обычный дамский каприз. Но с этим возникли проблемы.

В него оказались вовлечены две любовницы короля, его старшая сестра и даже королева-мать. Они стали требовать от правителя Вестланда слишком многого, движение, поддерживаемое такими влиятельными особами, набирало обороты и могло в любой момент вспыхнуть гражданскими волнениями в самой столице.