– Да, да, – в унисон закивали освобожденные от пут пленники. – Она – мадам Гурджина и есть.

– А это моя кухарка. И сторож, – мадам Гурджина вдруг улыбнулась. – А девочек, извините, покуда нет… Время такое. Ну, ничего, уже набираю, так что скоро откроемся! – Узкое, высохшее, словно у сушеной кобры, лицо ее вдруг исказила гримаса ужаса: – Матка Бозка Ченстоховска! – содержательница притона принялась мелко креститься. – Так на нас же напали! Ой, правда, ясновельможные – напали! Схватили, связали – да сюда.

– Да кто связал-то?

– Эти нехристи в масках были! Но… девку я запомнила, – нехорошо прищурилась мадам. – Она ведь ко мне постучала… Цыганка! Немолода уже, но красивая, чертовка, не отнимешь. Смуглая такая, а уж глаза… Истинная дьяволица, пся крев!

– Так-та-ак, – протянул Денис. – Понятно. И никакого чернокожего привратника у вас не было?

– Какого-какого, ясновельможный?

– Ну, говорю же – чернокожего. Негр, понимаете? Афроамериканец. Черный такой мужик.

– Не бывало отродясь! Упаси от таких Господь и Святая Дева.

Пан Големба из москательной лавки тоже оказался не тем. Не мужик с черной бородою, а седенький такой вполне благообразный старичок. Он просто ездил по делам в Вильно, за товаром…

– А лавка, господа мои, закрыта была! Да и что там брать-то? Правда, кто-то все ж таки залез. Так ничего ж не взяли. Говорю ж – брать у меня особенно нечего.

Обманули! Объегорили, обвели вокруг пальца, забрали девчонку. Ну, месье д’Эрувиль! Надо признать – проделано все было на редкость изящно и явно требовало недюжинного склада ума, кропотливой подготовки, тонкого расчета. Надо же, все так спланировать – чтоб срослось… Ну, д’Эрувиль… ну, голова! Что же касается Насти… да и черт с ней! Сбежала, выкрали ее – и ладно. Не в Сибирь же ей, в самом-то деле, и не на виселицу.

* * *

А потом приключилась с Денисом Васильевичем тяжелая болезнь. То ли просто простудился или схватил какой-нибудь вирус, то ли сие были последствия снадобья, столь самонадеянно-глупо выпитого во время поиска наполеоновских сокровищ. Приболел, кстати, и Северский, правда, не так тяжело. Как бы то ни было, а, выздоровев, обоим пришлось спешно догонять победоносную русскую армию, ушедшую далеко вперед, в Пруссию!

Там, под Дрезденом, Давыдов с напарником догнали наконец-то своих. Вступив в командование, Денис действовал, как привык – решительно, по-партизански, не дожидаясь согласования своих выступлений с высокими начальством, коим для него ныне являлся немецкий барон Фердинанд Федорович Винценгероде. Человек, безусловно, храбрый, но службист и бюрократ до мозга костей, барон не терпел никакой партизанщины. Он сам устремился на Дрезден, Давыдов же взял город допрежь того.

Гнев командующего был страшен! Мало того что Фердинанд Федорович отстранил своевольного полковника от командования, так он еще и накатал на него «телегу» самому императору, требуя предания Давыдова военно-полевому суду «за непослушание и игнорирование приказов»! К большому удивлению Дениса, государь сему ябедническому делу хода не дал, справедливо заявив, что «победителей не судят».

Изгнанный из полка, Денис Васильевич вновь явился на службу, к явному неудовольствию Винценгероде. Последний стал строить полковнику всякого рода каверзы, а потом и вообще отправил в отпуск. Вот тогда Давыдов навестил уже больного Кутузова, переговорил, и светлейший помог ему, чем мог. Разрешил взять кого-то из своих прежних соратников у барона и принять командование Ахтырским гусарским полком, под верховным начальством генерала Милорадовича, хорошо знакомого Денису по Гродно.

Встрече со старыми своими приятелями-ахтырцами Денис Васильевич был душевно рад, к тому же за ним последовали поручик Николай Бекетов, штабс-ротмистр Бедряга и еще с дюжину человек, включая и корнета Коленьку Розонтова. Неплохо все сложилось, однако радость омрачила лишь недобрая весть о кончине светлейшего. Давно уже болевший и впавший в немилость, Михаил Илларионович Кутузов умер в маленьком прусском городишке Бунцлау.

Милорадович, помня партизанский задор Дениса, поручил ему возглавить «поисковую партию», и на сих «вольных хлебах» полковник попортил немало крови французам, а затем, уже в самом конце 1813 года получил под начало два казачьих полка. Полки эти, под водительством Дениса, проявили беспримерное мужество уже на французской земле, в битве под Шато-Бриеном и особенно при Ла-Ротьере, где казаки Давыдова, покрошив в капусту улан генерала Жакино, перекололи пиками всю артиллерийскую прислугу, чем дали возможность нашим войскам завершить наступление славной победой! За сражение это Денис Васильевич наконец-то был награжден чином генерал-майора.

«А там-то я – майор Следственного комитета, – усмехался про себя Дэн. – А тут, вишь ты, до генерала дорос!»

Впереди, совсем близко, лежал Париж. Однако до него еще нужно было дойти. Лежащая перед войсками главной (русско-прусской) армии долина возле небольшого селения Фер-Шампенуаз была занята стройными каре французской пехоты. Враги были везде, сколько хватало глаз! Наполеоновские маршалы Мармон и Мортье вели свои силы на соединение с армиями Бонапарта и были настроены весьма решительно, так, что даже парламентеров встретили пушечным и ружейным огнем.

Что ж, коли так… Придется сражаться!

Отстреливаясь, французские полки медленно отходили к лесу, за которым лежал уже Париж. Денис Васильевич тут же получил приказ – перекрыть им путь своей кавалерийской бригадой.

– Ну, что, орлы-молодцы?! – приподнявшись в стременах, Денис выхватил саблю. – Дело у нас сложное, лихое. Ну да труса мы не праздновали никогда. За мной, усачи, не посрамим воинской русской славы! Ура!

– Ур-р-ра!!! – эхом отозвались гусары.

Рванули, потекли коричнево-золотистым потоком. Хрипели кони, рвалась из-под копыт липкая весенняя грязь. Вот уже лес, вот и французские каре… пушки! Ахнула, засвистела шрапнель, выбивая из седел всадников. Теперь одно было спасенье – быстрей!

Пошел дождь, самый настоящий ливень, что осложнило работу пушкарей, как французских, так и русских.

Вот снова ахнула шрапнель… Денис пригнулся в седле, вырвался вперед с саблей и с криком «ура» помчался прямо на французов. За ними, нагоняя, бешено неслись гусары. Следующий залп враги произвести не успели – русская кавалерия ворвалась в их ряды всесокрушающим, не знающим пощады ураганом!

Дождь. Ливень. Почти невозможно стрелять… Саблей! Руби! Полетели вокруг кровавые ошметки, куски человеческих тел – отрубленные руки, пальцы… Здоровущий французский гренадер бросился на Дениса со штыком, ударил коня в брюхо, так, что Давыдов едва успел спрыгнуть с седла… и тут же, не давая врагу опомниться, принялся орудовать клинком. Враг понадеялся на силу или в пылу сечи не сообразил выбросить ружье и вытащить из ножен палаш… Тяжелым мушкетом не шибко-то оборонишься от сабли! Вот и француз устал… Денис отпрыгнул в сторону, сделал обманный финт и ловким выпадом поразил противника в грудь.