— Хочу!

Не сговариваясь, мы встали, подхватили покрывало, полотенце и направились к дачному поселку. По дороге я сдерживал себя от желания взять Настю на руки и побежать с ней к домику. В душе я снова был юным, полным задора и огня, и почему-то ужасно стыдился произошедшей со мной метаморфозы.

Когда мы вошли в комнату, Чума, подложив под голову руки, лежал на диване и изучал потолок. Санек был мрачнее тучи. Я понимал его постольку поскольку сам страдал от тоски и безысходности, но сейчас желание обладать Настей затмило все остальные чувства. Я поманил Чуму рукой, кивнул на дверь. Парень неохотно поднялся, пошел за мной.

— Вот что, Санек, — сказал я Чуме на веранде. — Ты бы пошел, прогулялся…

Парень не сразу меня понял.

— Куда? — удивился он.

— Ну откуда же я знаю, — досадуя на непонятливость Чумы, произнес я. — В кино сходи, на карусели покатайся или вон на горках. Деньги на мороженое дать?

— А-а… — произнес Чума. — Все ясно! Ладно, пойду, пройдусь. — Он похотливо ухмыльнулся, сунул руки в карманы и, спустившись с крыльца, направился к воротам.

Я закрыл на щеколду дверь, вернулся в комнату. Настя стояла у окна, и хотя в помещении из-за плотно прикрытых ставень был полумрак, я отлично видел, что она слегка сконфужена и взволнована. Я и сам оробел. Настя порывисто обняла меня и уткнулась лицом в мою грудь. Я запрокинул голову девушки, отыскал губами ее губы, и мы слились в долгом поцелуе. Мягкие, похожие на две дольки мандарина губы таяли у меня во рту. Моя рука опустилась вниз, юркнула в разрез халатика, прошлась по ее бедру, скользнула между бедер. Девушка вначале отстранилась, а потом замерла и со стоном подалась вперед. Я задрал халатик, потянул кверху. Настя выскользнула из него, как змейка из отслужившей срок шкурки. Ее нагая упругая грудь коснулась моей груди. Даже через рубашку я почувствовал, как набухли и затвердели ее соски. Путаясь в одежде, я скинул с себя рубашку, брюки, а потом подхватил девушку на руки и отнес на тахту. Осыпая хрупкое тело поцелуями, я сдернул с Насти трусики, навалился на нее и мы, стеная и вскрикивая, задвигались в сумасшедшем ритме…

…А мне понравилось во время занятия сексом говорить всякие глупости. Это на самом деле раскрепощает, возбуждает и будоражит воображение… Но не будем отвлекаться…

Пятнадцать минут спустя мы счастливые и весьма довольные друг другом без сил упали на тахту и некоторое время отдыхали. Затем поднялись и отправились на задворки дачи принимать душ. Вода в баке была прогрета солнцем, не кипяток конечно, но искупаться без риска подхватить простуду, можно. Здесь под струями прохладной воды я нарушил табу в третий раз. А когда вышел из кабинки, меня внезапно осенила догадка. Я, кажется, понял что означает странная фраза вот уже трое суток не выходившая из моей головы.

Мне хотелось немедленно проверить свою гипотезу. Я не из суеверных, но, тем не менее, предпочитаю не делиться с окружающими неосуществленными идеями и планами, а потому Насте ничего не сказал. Я проводил девушку до крыльца, поцеловал в щеку и, пообещав вскоре вернуться, вышел за калитку.

Улица бала пустынна, однако я на всякий случай постоял немного под деревом, наблюдая за окрестностями, не прячутся ли где слуги императора или сыновья адвоката, но подозрительных лиц нигде не заметил. Скорым шагом я направился к началу поселка. Кое-где во дворах дымились мангалы с шашлыками, играла музыка, там дачная молодежь предавалась веселью, а кое-где на огородах кипела работа. Через три перекрестка улица закончилась, и я вышел на небольшую заасфальтированную площадку, примыкавшую к центральной дороге. Площадка была круглой, на ней находилось длинное деревянное сооружение автобусной остановки, небольшой магазин и газетный киоск. Он то и являлся конечной целью моей прогулки. Однако хотя окошечко киоска было открыто, киоскера в нем видно не было. И не удивительно — на остановке ни души, можно, не опасаясь за свой товар, ненадолго отлучиться. А постольку поскольку ближайшим и единственным местом, куда распространитель газет и журналов мог ненадолго отлучиться являлся магазин, в него я и заглянул.

Это в советские годы на прилавках сельпо стояли лишь водка, вино, хозяйственное мыло да йодированная соль. Нынче время другое, нынче прилавки "комков" ломятся от товаров народного потребления. Этот, ориентированный на покупателя-дачника, не являлся исключением. В нем было все необходимое, что может потребоваться человеку в загородном доме — начиная от грабель, лопат и ведер и заканчивая водкой, постельными принадлежностями и презервативами.

У прилавка ворковала парочка — невысокая пожилая женщина с лицом человека, которого только что чем-то сильно удивили, и пухлый старичок с румяным округлым лицом и рыжими жидкими, похожими на гагачий пух волосами. Появление в магазине человека было событием, поэтому каждого входившего здесь встречали, как миллионного покупателя.

— Проходите! — кланяясь, засуетился старик. — Чего изволите? Консервы, колбасы, сыры, напитки — все свежее, выбирайте, пожалуйста!

"Ненавязчивый", порой подобострастный сервис меня всегда смущает — чувствую, ну не заслужил я такого уважения!

— Мне бы газету, — пробормотал я.

Пожилая женщина сделала старику глазки и, подхватив меня под руку, повела к выходу.

— Пойдемте, молодой человек, я вам покажу все что нужно. — А когда мы оказались на улице, заглядывая мне в лицо, спросила — Эротическими журнальчиками интересуетесь?

— Нет, — я осторожно высвободил локоть из цепких пальцев старухи и шепнул: — Я предпочитаю живых фотомоделей. У вас нет на примете парочки.

Старуха от меня отстранилась и посмотрела диким взглядом.

— Я не мамка, — с достоинством великосветской дамы сказала она. — Сводничеством не занимаюсь. А вы, собственно, кто такой? Я вас раньше здесь не видела.

— Министр по делам печати! Вы меня разве не узнали!

— Да ладно вам голову-то морочить! — хохотнула пожилая женщина и подмигнула: — А если честно, у кого на даче остановились? Я здесь всех знаю.

Я вложил в улыбку все свое обаяние:

— Да не останавливался я ни у кого. Мне сказали, у вас здесь старыми газетами торгуют. Вот специально приехал из города, чтобы одну купить.

Старуха поняла, что над ней издеваются, и к ее удивленному выражению на лице добавилось высокомерное. В киоск она заходить не стала, остановилась у окошечка и провела над разложенными на прилавке газетами и журналами рукой, будто ворожея, делавшая пассы.

— Выбирайте.

Я протянул киоскерше деньги.

— Мне телевизионную программу, пожалуйста, и желательно, чтобы ей можно было еще пользоваться.

Старуха сунула мне в руки "Престиж", отсчитала сдачу и на прощание, поджав губы, сказала:

— Приходите к нам еще!

— Непременно, — пообещал я рассеянно и направился через площадку, листая на ходу газету. Отыскал страничку-путеводитель по театрам и кинотеатрам и быстро пробежал ее глазами. Есть! Я остановился как вкопанный. В репертуаре "Академического русского драматического театра" напротив сегодняшнего числа значилось — "Сильвия — история собаки" А. Герни. Я оказался прав. Сильвия это спектакль и записанный на кассете голос предлагал Валере зайти на него. Наконец-то в руках у меня оказалась хоть какая-то зацепка, с которой можно начать расследование. Возможно, она ни к чему не приведет, возможно, я ошибаюсь, возлагая большие надежды на эту самую зацепку, и она всего лишь мираж, но сидеть и ждать у моря погоды, я больше не мог. Для того чтобы окончательно не раскиснуть и не сломиться, мне необходимо было действовать и чем активнее, тем лучше. Я сунул под мышку газету и зашагал к дороге.