В 39-м году по комсомольской путёвке приехала в Магадан двадцатичетырёхлетняя женщина довольно привлекательной наружности и очень неравнодушная к противоположному полу. Имя ей было Александра Романовна Гридасова. Сначала работала она в какой-то конторе, но однажды попалась на глаза всесильному хозяину Дальстроя генералу Ивану Фёдоровичу Никишову. Увидел её этот царь-генерал и не стало у него с той минуты покоя, пока не отправил он свою жену и детей на «материк» (так называлась вся страна за Колымой, ибо добраться туда можно было только самолётом или морем). Как от семьи отделался, так сразу на Гридасовой женился, вернее – назначил её своей женой. Дал он ей сначала звание лейтенанта, а потом чины посыпались на неё один за другим. И должности стали у Гридасовой одна важнее другой, пока не назначил её муж на самый высокий после себя пост – начальницей Маглага – самого большого лагеря в Дальстрое. Была у неё личная машина Студебеккер с шофёром, слуги. Жили царь с царицей в шикарном особняке с садом (сад в Магадане!). Парочка эта отличалась самодурством и жестокостью и жизнь любого, хоть зэка, хоть вольнонаёмного, целиком зависела от их прихотей. Кличку Гридасовой в Магадане дали Екатерина Четвёртая – всё же по отчеству была Романовна, непонятно только почему четвёртая? Кроме мужчин была у царицы ещё одна страсть – обожала артистов и искусство, хотя абсолютно ничего в нём не понимала. Образование у неё было никакое, но когда-то ещё девчонкой попала она в Тамбове на спектакль, с тех пор влюбилась в театр и теперь решила – быть в её империи придворному театру. Стала она по лагерям собирать актёров, музыкантов, певцов, художников и вскоре появился в Магадане музыкально-драматический театр имени Горького со своей труппой из зэков.

Начальница Маглага А. Р. Гридасова (1941)

Зашла царица в КВЧ, где Нана играл Шопена, все вскочили, уступили ей место в первом ряду, она милостиво позволила продолжать. Когда концерт кончился, она Нану к себе призвала и сказала, что он ей понравился, а потому она забирает его к себе в театр. Вот так стал он музыкантом в крепостном театре. Занимался с актёрами – готовил их к оперным спектаклям, аккомпанировал драматическим постановкам и часто солировал с оркестром, которым руководил талантливый дирижёр и композитор Пётр Ладирдо, тоже зэк, разумеется. Спектакли и концерты в этом полюсе лютости были на самом высоком профессиональном уровне. Хотел я написать, что работали те актёры и музыканты не за страх, а за совесть, а потом подумал – всё же за страх! Мадам Гридасова часто приходила на репетиции, со своим мнением не лезла и советов не давала, но следила, чтобы была полная отдача. Однажды, когда репетировали оперу «Кармен», заметила царица, что дирижёр чем-то недоволен и выговаривает концертмейстеру духовой группы.

Дирижёр-зэк Пётр Ладирдо и Ананий Шварцбург

А. Е. Шварцбург. Магаданский театр (40-годы)

Подошла она к сцене и спрашивает:

– Что тут у вас стряслось? Ты чем недоволен?

– Александра Романовна, здесь у Бизе есть соло фагота. У нас в оркестре нет фаготиста и я прошу, чтобы эту часть сыграли кларнеты, а у них не получается, как надо.

– Сам знаешь, я в этих тонкостях не понимаю, но ты мне, Петя, напиши-ка на бумажке в чём проблема. Какой тебе музыкант нужен, я поищу.

Дирижёр написал и недели не прошло, во время очередной репетиции заводят в зал насмерть перепуганного очкарика с фаготом в руках. Посадили его в оркестр, оказался этот новенький чудным музыкантом. Потом выяснилось, что царица сначала по своим лагерям поискала, но фаготиста не нашла. Тогда она мужу сказала: «Достань мне фаготиста!». Связался генерал с Москвой и той же ночью арестовали фаготиста из одного московского оркестра и доставили самолётом в Магадан. Ничего не поделаешь – искусство требует жертв. Только почему-то жертвам это не в радость. Таким поворотом дел Лидардо потом долго мучился, знал бы, что так получится, слова ей бы не сказал.

В 1944 году в Магадан прилетела американская правительственная делегация во главе с Вице-Президентом Генри Уоллесом. По приказу Берии устроили для них потёмкинскую деревню. Магаданские магазины ломились от свежих фруктов и овощей, счастливые шахтёры-стахановцы приветствовали дорогих гостей, а вечером им показали концерт в доме культуры. По возвращению в Америку этот наивный вице писал, что больше всего его потряс первоклассный оркестр в такой глуши. Америке в этом плане надо бы поучиться у России.

Ананий аккомпанирует Вадиму Козину (Магадан, 40-е годы)

Пришёл как-то к ним в театр вольнонаёмный актёр. Оттрубил он семь лет зэком на золотых приисках Колымы, а после освобождения уехать на материк ему не позволили и устроился он играть в Магаданский театр. Там он близко сдружился с Наной и длилась это дружба потом многие годы. Звали того парня Георгий Жжёнов и стал он впоследствии известным киноактёром. Разумеется жизнь артистов и музыкантов в театре была несравненно легче, чем у зэков в лагерях и потому многие не только выжили, но даже жизнь свою пытались устроить. Нана в Магадане встретил свою старую знакомую по Харбину Инну Рудинскую и вскоре с позволения и благословения царицы на ней женился. Там же в Магадане и дочь родилась.

Бывали в их жизни и забавные моменты. Вот один такой случай. Ставили в театре оперу «Мадам Баттерфляй» Пуччини. В одной сцене Пинкертон должен зайти в комнату к Чио-Чио Сан и увидеть у неё ребёнка. Ну где взять для спектакля в Магадане ребёнка? Тут вспомнил кто-то, что у вольнонаёмной костюмерши Розы Исааковны есть пятилетний внучек. Родители его сидели по колымским лагерям, а костюмерша с внучком сама сюда приехала, чтобы быть поближе к его папе и маме. Привели этого малыша, одели в нарядный костюмчик и велели во время спектакля просто стоять на сцене и ничего не делать. На премьере во втором акте Пинкертон выходит на сцену, видит Чио-Чио Сан с мальчиком и поёт, указывая на него рукой: «Чей это ребёнок?». И тут неожиданно вежливый малыш решил ответить красивому дяде в белом кителе и крикнул на весь зал: «Я внук Розы Исааковны!» Спектакль пришлось остановить. Сердобольная царица от смеха даже расплакалась и подарила малышу невиданный заморский фрукт – яблоко.

В начале 48-го года заканчивался у Наны его десятилетний срок и все мысли были о скорой воле, о встрече с матерью (не знал он, что её уж нет), с отцом. Перед самым новым годом к нему подошёл конвойный и сказал: