– Как вы думаете, тетушка поправится?

– Думаю, эта ночь станет решающей, – ответил Мите Тоннер. – Если не случится новый удар, надежда есть.

– Дай-то Бог! – просветленно прошептал юноша.

Илья Андреевич покачал головой. Даже не знает юноша, насколько прав. Апоплексический удар – та болезнь, где от доктора ничего не зависит. По сути, только наблюдать остается да кровопускания делать.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал Тоннер. До встречи с убийцей оставалось чуть меньше часа, и выйти доктор надеялся пораньше, чтобы опередить преступника.

– Вы уходите? – удивился Митя. – Покинете больную, для которой эта ночь, по вашим же словам, решающая?

Илья Андреевич смутился. Юноша прав, но что делать, если преступника задержать больше некому? Пришлось ответить жестко:

– С вами Антон Альбертович остается. Он здесь, между прочим, жалованье получает.

– Разве он доктор? – презрительно спросил Митя. Он давно подозревал в Глазьеве шарлатана.

– Не высокого уровня, конечно, – обтекаемо ответил Тоннер, – но помощь в данной ситуации оказать способен.

Тут Илья Андреевич не солгал: неважно, кто будет кровь пускать.

– У меня, пардон, и другие больные имеются. Денис Кондратович печенью мучается, – воспользовался угаровской уловкой Тоннер. – Если я вам потребуюсь, зовите.

Дверь распахнулась, и в спальню вбежал Никодим.

– Что с княгиней? Говорят, при смерти? Я как узнал, сразу пришел!

– Ей уже лучше, – сообщил Митя. – Но доктор говорит, ночь предстоит решающая.

Никодим бросился к ногам старой хозяйки.

– Простите, барыня, простите! Не уберег я Васеньку! Простите! Не умирайте! На кого Митеньку оставите?

Егерь впервые за день разрыдался. Целовал морщинистую руку Анны Михайловны, а она ему что-то мычала в ответ. Митя тоже заплакал.

Тоннер тихо удалился.

Киросиров ждал в буфетной.

– Пистолеты взяли? – коротко спросил Илья Андреевич.

– Взял. Представляете, захожу в трофейную, а там Угаров с Рухновым целуются…

Тоннер пикантных сплетен не любил, поэтому посмотрел на урядника не по-доброму. Тот, вспомнив, что ночевал доктор предыдущую ночь вместе с Денисом, пришел к ужасному выводу: "И этот содомит!"

– Старайтесь идти тихо. Нас никто не должен заметить, – прошептал Тоннер. – Ох, луна некстати. Когда будем боковую аллею переходить, окажемся как на ладони.

Следующая мысль урядника была еще кошмарнее. Зачем доктор-содомит его в чащу тащит? Вдруг все- таки Тоннер – убийца и выманивает его, чтобы прикончить, а после – надругаться над телом… Уряднику стало бесконечно жаль себя. Так позорно погибать он не желал. Киросиров вообще погибать не желал, хотел тихо умереть в своей постели лет этак через тридцать. Зачем только в урядники пошел – денег мало, а опасности на каждом шагу.

Зачесавшийся нос Киросиров потер дулом пистолета.

– Осторожней, – зашипел Тоннер. – Убьетесь ведь!

Урядник обрадовался – у него же пистолет есть. Нет, так просто он не дастся, жизнь и честь сумеет защитить.

– Кстати, вы пистолеты зарядили? – поинтересовался доктор.

– Нет, – помотал головой Киросиров. – Вы сказали взять, а насчет того, чтобы зарядить, словом не обмолвились!

– Вот черт! – Тоннер не знал, кого и ругать. Себя ли (понимал же, с кем связался) или все-таки урядника. – Один из пистолетов точно разряжен, Шулявского из него застрелили. Интересно, какой?

Илья Андреевич задумчиво покрутил свой. В оружии он не разбирался, как и в лошадях.

– Сейчас проверим! – Урядник, не теряя ни секунды, открыл замок своего пистолета и потряс. Немедленно выскочила пуля, и посыпался порох.

– Что вы наделали? – накинулся на него Тоннер.

– Я себе пистолет полегче выбрал, а вам потяжелее. Думал, именно мой разряжен, – простодушно оправдывался урядник.

– Что же теперь делать?…

– Давайте вернемся, – не скрывая радости, предложил Киросиров.-Зарядим, по новой все обдумаем…

– Не успеем, – посмотрев на часы, отверг его малодушное предложение Тоннер. – Ладно, будем надеяться, что преступник не вооружен.

– Вы идите, я сам все сделаю, – попробовал слукавить Киросиров. – Заряжу – и мигом обратно!

– Да что вы дрожите как осиновый лист?! – Тоннер остановился и посмотрел Киросирову в глаза.

Взгляд у доктора был тяжелый, урядник под ним съежился:

– Холодно, вот и дрожу.

Действительно, начался ветер, тучи закрыли луну. И опять некстати! Надо бы, наоборот, выходить из дома в темноте, а устраивать засаду при свете, чтоб преступника издалека увидеть, приготовиться.

У развилки стояла линейка. На козлах никого не было видно, лошади были привязаны к дереву. Киросиров медленно обошел повозку, потрепал животных, отчего они разволновались, заржали. Неподалеку раздалось ржание в ответ.

– Убийца едет? – взволнованно спросил урядник.

– У него нет ни повозки, ни лошадей, иначе стал бы он сочинскую линейку покупать? По тракту кто- то едет.

Даже было слышно, кто – трое пьяных мужчин пели, причем каждый что-то свое, и слов было не разобрать.

– А где Сочин? – осведомился урядник.

– Вот он я! – Смотритель спрятался за могильным холмиком. Недурное решение: убийца место встречи подобрал такое, что засаду устроить негде, только одно укрытие и осталось. Тоннер подошел к могиле. Самоубийцам крест не положен, только скромная плиточка лежит:

"Катя Северская, 2 февраля 1797-20 декабря 1813"

Внизу, под датами, одно слово: "Прости…"

– Давно приехали? – спросил Тоннер Сочина.

– С полчаса. Пока все тихо.

– Где ямщик?

– Я сам решил править. После сегодняшнего опасаюсь – вдруг кто еще в сговоре окажется.

– Почему убийца тебе письмо послал? А? – Киросиров схватил Сочина за грудки.

– Потому что у него линейка собственная есть, – напомнил Тоннер.

Затихшая песня началась по новой. Похоже, троица никуда и не ехала, остановились люди на тракте и орут в свое удовольствие. Звук раздавался с того же места, что и десять минут назад.

– Давайте о диспозиции подумаем, – предложил доктор. – Один на облучок пусть садится, а двое спрячутся за холмиком. Как убийца в линейку заберется, тот, кто за ямщика, должен свистнуть.

– Зачем? – деловито поинтересовался Киросиров.

– Уже темно, луна скрылась. Из-за холма можно и не разглядеть убийцу.

– А потом?

– Двое спрятавшихся скрытно подбегают к линейке и нападают на убийцу, ямщик помогает. Понятно?