– А вот и наша милая маленькая Вероника, – сказала она, протягивая обе руки.

Миссис Твейл последовала ее примеру, и они обменялись двойными рукопожатиями.

– Вы стали даже краше, чем прежде! – воскликнула миссис Окэм с искренним восхищением.

– Хватит, Дэйзи, – рыкнула Королева-мать. – Ты несешь всякий вздор, как школьница.

Слышать, что в ее присутствии делали комплименты другим, она всегда терпеть не могла. Но миссис Окэм простодушно не поняла намека и только усугубила нанесенное уже оскорбление.

– Но я вовсе не несу вздора, – возразила она, взяв свою бабушку за руку и пробуя отвести ее в гостиную. – Это просто констатация факта.

Королева-мать злобно фыркнула:

– Я никогда прежде не видела, чтобы Вероника сияла красотой так ярко, как этим вечером.

Все хорошо, думала миссис Твейл, следуя за ними, но если это правда, то она жила в мире иллюзий. Ей самой мнилось, что ее лицо совершенно непроницаемо и дает железное эмоциональное алиби, а оказывалось, что на нем все читалось, как в открытой книге.

Она внутренне напряглась. Не хватало ей гипотетического Бога, от которого ни у кого не могло быть тайн или секретных помыслов. Но выдать потаенные мысли даже такой простушке, как Дэйзи Окэм, – это ли не подлинное унижение?

Конечно, у нее было для этого оправдание. Не каждый вечер тебе делал предложение Пол де Вриз. Но, с другой стороны, именно в таких исключительных и важных ситуациях более всего необходимо уметь скрывать от других свои истинные чувства. А она позволила приметам радости проступить на лице так явственно, что даже эта старая гусыня Дэйзи сумела разглядеть их. Собственно, сейчас большого вреда это принести ей не могло. Но зато она получила еще один урок: поняла, какой осторожной и неусыпно бдительной следует быть впредь.

Миссис Твейл слегка нахмурилась, но потом расслабила лицевые мышцы и сознательным усилием снова придала себе вид отстраненный и равнодушный. Никакого больше предательски выдававшего ее сияния! Перед внешним миром она представала непроницаемым символом чуть загадочной, но не привлекающей лишнего внимания вежливости и хороших манер. А вот уже под надежной маской можно было сколько угодно предаваться тайной безудержной радости, молча хохотать и искрометно праздновать свою победу!

Все случилось после ужина, когда старый лорд Уорплесден, астроном-любитель, настоял на том, чтобы миссис Твейл и маленькая Контессина поднялись на вершину башни, где он установил шестидюймовый рефракторный телескоп. Первоклассный инструмент, хвастался он. Изделие фирмы «Цейсс» из Йены. Однако среди молоденьких соседок телескоп получил известность по совершенно иным причинам. Звездочет заманивал их по очереди под купол своей миниатюрной обсерватории, а затем под предлогом, что ему необходимо помочь девушке правильно занять положение, чтобы разглядеть спутники Юпитера, принимался их отчаянно лапать, не переставая громко бубнить о Галилее. Потом, если девушка попадалась не слишком строптивая, он мог показать ей и кольца Сатурна. А ведь были еще и спиральные туманности. Чтобы увидеть их, требовалось по меньшей мере еще минут десять тщательной настройки. Девушки, у которых хватало терпения до туманностей, на следующий день получали большой флакон духов с игривым приглашением прийти снова и по-настоящему изучить поверхность Луны, на котором была выдавлена корона и стояла подпись: «Ваш преданный друг, У.».

Запас духов у Контессины, видимо, подходил к концу, поскольку прошло полчаса, прежде чем они вдвоем со старым джентльменом вновь показались из тесного помещения обсерватории. Этого времени Полу, который без приглашения последовал за всеми на вершину башни, вполне хватило, чтобы оглядеть невооруженным глазом ночное небо, прочесть лекцию об Эддинтоне, взглянуть вниз на огни Флоренции, громогласно отметить красоту вида, который представлялся сверху земными созвездиями. Потом он немного помолчал. Заговорил о Данте и его «Новой жизни». Снова помолчал, а затем взял ее за руку и, задыхаясь, невнятно произнося слова, попросил стать его женой.

Сама по себе смехотворность ситуации и неожиданное даже для нее самой радостное чувство чуть не заставили ее громко расхохотаться.

Наконец-то! Магнит сделал свое дело; философский глаз окончательно сдался присущему жизни бесстыдству. В долгой борьбе между видимостью и реальностью победила реальность. Как должна побеждать всегда; всегда и везде.

Нелепый спектакль! Но, по крайней мере, для нее эта шутка будет иметь очень важные и серьезные последствия. Она означает свободу; дает власть самой выбирать для себя окружение. Теперь свой приватный мир можно будет создать не только внутри своего существа, но и вовне. Собственный дом и положение в обществе. Апартаменты в «Ритце» и смена мышления, расположения ума, которому становились доступны любые, самые роскошные фантазии.

– Ты согласна, Вероника? – взволнованно спросил он, потому что она отвернулась и несколько секунд хранила молчание. – О, моя дорогая, умоляю, скажи «да»!

Только полностью уверившись, что сможет говорить, не выдав себя с головой, она посмотрела на него.

Дорогой Пол… Тронута невыразимо… Но это такая неожиданность… Хотела бы подумать день или два, прежде чем дать определенный ответ…

Дверь крохотной обсерватории открылась, и стало слышно, как лорд Уорплесден громко рекомендует Контессине больше читать популярных трудов сэра Джеймса Джинса, члена Королевского общества астрономов. В его случае, отметила миссис Твейл, глаз был астрономический и дипломатический, а вот магнит оставался тем же: точно такое же бесстыдство. А всего через несколько лет этот человек вступит в последнюю фазу бесстыдства и умрет.

Между тем в гостиной Королева-мать реагировала на простонародный прононс мистера Тендринга в точности так, как того и опасалась внучка. На его вежливый вопрос о состоянии своего здоровья она ответила просьбой просто произнести свою фамилию по буквам, а когда он это сделал, громко сказала:

– Как странно звучит! – и повторила фамилию Тендринг два или три раза с отчетливым отвращением в голосе, словно ее против воли заставили обсуждать скунсов или человеческие экскременты. Потом она повернулась к Дэйзи и сиплым театральным шепотом поинтересовалась, зачем, во имя всего святого, она притащила с собой этого жуткого ничтожного простолюдина. К счастью, миссис Окэм хватило находчивости, чтобы перекрыть последнюю фразу старой леди первым предложением своего громкого и полного энтузиазма рассказа о предыдущей и совершенно случайной встрече с Себастьяном.

– Ах, так ты считаешь, что он похож на Фрэнки? – спросила Королева-мать, немного послушав ее молча. – В таком случае наш Себастьян должен выглядеть намного моложе своих лет, совсем еще ребенком.

– Он выглядит очень мило! – воскликнула миссис Окэм елейно-сентиментальным тоном, от которого Себастьяна коробило едва ли не больше, чем от оскорбительных речей ее бабки.

– Мне не нравится, когда мальчики кажутся милыми, – продолжала миссис Гэмбл. – Особенно если вокруг вертятся типы вроде Тома Пьюзи. – Она понизила голос. – А этот твой маленький человечек, Дэйзи? Он хотя бы не опасен для мальчиков?