Некоторые организации по защите животных считают, что использование гарпунов еще более жестоко, чем современных орудий, потому что этот способ заставляет китов испытывать ужасную боль. Но Амундсен не мог согласиться с этим:

– Когда живое существо оказывается лицом к лицу со смертью, это больно. Но в жизни без боли нет достоинства. Мы уважаем китов и не хотим истреблять их, не хотим нарочно причинять им боль. Мы охотимся на китов, чтобы обменять наши собственные жизни на их жизни. Может быть, я убью его, а может быть, он убьет меня. Со своей стороны, я тоже не позволю коммерческим китобоям убивать китов. Это вам с ними нужно разбираться, а не с нами. Понимаешь?

Амундсен был человеком, который мог один идти против всех, он был непробиваем. Современные катера намного быстрее, но Амундсен специально выходил в море на парусно-моторном корабле. «По крайней мере киты, которые погибнут от моих рук, погибнут достойно. Они ведь могут бороться, даже забрать мою жизнь». Хотя маленькая Сара еще не совсем понимала его слова, иногда он говорил ей:

– Люди – тоже одно из звеньев в пищевой цепи, так что умеренная охота не приведет к исчезновению видов. Зато охота на китов закалила древних скандинавских рыбаков, сделала их более сильными. Тебе надо это понять, моя маленькая Сара.

Друзья считали Амундсена типичным норвежцем, жестким и холодным. Но только маленькой Саре доводилось видеть его слабым. Амундсен часто сидел по вечерами в своей каюте: поддевал кожу на одной руке рыболовным крючком, а затем выдергивал его другой рукой, оставляя кривые шрамы, которые постепенно покрывали его руки. Всякий раз, когда засучивал рукава во время работы в море, то шокировал окружающих. Однажды, когда маленькая Сара завтракала, она вдруг спросила Амундсена, почему он протыкает себя рыболовным крючком. Амундсен помолчал и ответил:

– Чтобы знать, что чувствует рыба, моя маленькая Сара.

Спустя много лет Амундсен рассказывал, что его китобойная карьера закончилась в тот самый год, когда ему исполнилось пятьдесят. Он с друзьями на корабле преследовал пару полосатиков до самой Северной Атлантики. В конце концов они убили восемнадцатиметрового самца, отпустив еще более крупную самку, потому что у них уже был уговор – самок не трогать. Но когда самка кита уплывала, то хвостом ударила по кораблю так, что и корпус треснул, и двигатель перестал работать. Им даже пришлось, скрепя сердце, сбросить убитого самца, его крупную тушу, прямо в океан. Амундсен с другими членами экипажа пытались заделать пробоину и предотвратить затопление судна, в то время как их относило течением. Они подали сигнал SOS, но в конце концов покинули судно, пересев на надувной плот. Тут их подобрал канадский траулер, спустив грузовую сеть, и доставил в Ньюфаундленд.

Так как приближалась зима, Амундсен решил остаться в Канаде и воспользоваться возможностью, чтобы зафрахтовать небольшой катер и пройти по Миссисипи. С детства, с тех самых пор, когда он увидел мультфильм по повести Марка Твена «Приключения Тома Сойера», он мечтал об этом. Теперь Амундсен стоял за штурвалом, распевая: Том и Гек, Том и Гек, – и чувствовал, что с этой песенкой он просто счастлив.

Ранней весной он вернулся в Ньюфаундленд и встретился с командой. Когда они забирали отремонтированный корабль, один из членов экипажа по имени Кент пригласил Амундсена поохотиться на тюленей в его родных местах на побережье провинции Лабрадор, которая славится гренландскими тюленями. Амундсен уже охотился на тюленей в Европе, и знал, что дело это нетрудное. В общем-то такая охота не слишком интересовала Амундсена, поскольку особых приключений не сулила. И все же он согласился, поддавшись на уговоры Кента.

Это было время брачного сезона, когда у самок гренландского тюленя рождались детеныши. Амундсен и Кент вместе с другими охотниками подошли на корабле поближе к ледяному полю, а потом пошли на своих двоих. В этом царстве льда и снега, где преобладали серые тона, Амундсен почувствовал себя как дома. Стаи тюленей были похожи на группу школьников, отправившихся на внеклассное обучение, которые беззаботно расселись на льду, глядя по сторонам и любуясь пейзажем.

По дороге Кент рассказывал Амундсену о тюленях:

– Сразу после рождения у детенышей тюленя шерсть снежно-белая, и их называют бельками. Потом белая шерсть линяет и становится серебристой, это хохлуши. А где-то через девятнадцать дней шерсть совсем облезает, и они становятся серебристо-серыми, попросту серками. Кстати, раньше у вас в Европе дамочки из высшего общества страшно любили мех белька, но теперь правительство запретило его добывать, можно только на серка охотиться. Я вообще не врубаюсь, какая разница. По мне, убить белька или серка – в любом случае одним тюленем меньше!

– У меня с собой оружия нету, надо бы у тебя ружье одолжить.

– Да не вопрос.

На следующий день Кент дал ему не охотничье ружье, а багор, в длину примерно как бейсбольная бита, только с крюком на конце.

– И как этой штуковиной пользоваться? – с подозрением спросил Амундсен.

– По голове тюленя со всей силы – бац! – и всё. Хороший охотник с одного удара гасит зверя, а потом шкуру сдирает, – объяснил Кент. – Пора начинать игру!

После того, как они ступили на льдину, встревоженные тюлени начали дико лаять и группами прыгать в воду, спасаясь бегством. Тюлени не могут быстро передвигаться по льду, но как только они ныряют, у охотника нет шансов поймать их. Однако детеныши тюленей бегают плохо, многие плохо ныряют, а некоторые даже боятся прыгать в воду, и охотнику не составляет труда догнать их и вырубить палкой. Наблюдая за другими охотниками, Амундсен заметил, что даже такому здоровяку, как он, нелегко было убить тюленя багром. Дело в том, что льдина покачивалась, а тюлени уворачивались, поэтому трудно было ударить так, чтобы сразу насмерть. Большинство тюленей были ранены несколько раз, истекали кровью и прятались, не переставая лаять. Если тюлень терял сознание или из-за сильных ранений больше не сопротивлялся, охотник перехватывал багор другой стороной, цеплял крюком шею тюленя и со всей силы тащил к кораблю. Кровь лилась с острого конца багра, как будто это багор истекал кровью.

Так как тюлени не могли оказать никакого сопротивления охотникам, Амундсен так и не воспользовался своим багром. Для него охота на китов по крайней мере имела отношение к древнему обычаю, и он и его друзья твердо верили, что это старинный скандинавский обычай, при котором охотник готов отдать жизнь взамен. Но теперь он видел перед собой хрупкое создание с большими глазами, какие были у всех детей, кричащее как младенец, и он действительно не знал, как взяться за дело. «С ружьем я бы смог это сделать». Впервые Амундсен понял, что убийство разными инструментами означает для убийцы разные вещи.

Дотащив тюленей до корабля, охотники начали сдирать с них кожу: сначала острым лезвием делали порез на голове, потом вдвоем, помогая друг другу, медленно стаскивали кожу с туши, как стаскивают тугие джинсы. Кровь тюленя продолжала хлестать и разливалась по белому льду. Оставшись без век тюлени, брошенные на льду, в снегу, глядели на него остекленевшими глазами, отчего Амундсен, привыкший к разным сценам убийства, почувствовал, как по спине пробежал холодок.