день работал. Сделал в Петропавловской крепости доклад о международной обстановке для военно-морской автороты. Рота работала на Ладоге всю зиму: дальние рейсы в мороз, перевозили сотни эвакуируемых; пробивались по лесным дорогам; кормили-поили членов семей моряков; ремонтировали машины. По ночам — волчьи стаи, светящиеся волчьи глаза окружали роту. Очередями из автоматов отбивали их.

Обдумываю письмо-документ в Военный совет…

11 июня 1942 года.

События развертываются.

В Кронштадте находятся вице-адмирал Раль[57], начальник Пу-балта и его заместитель. Активные действия морской авиации; пошли подлодки. Наши катера несут дозоры, тралят мины, обстреливают берега, проводят (с дымовыми завесами) корабли из Невы в Кронштадт. Ряд подвигов.

Совершенно ясно, что в воздухе соотношение сил резко изменилось в нашу пользу. Штурмовики КБФ с весны уже утопили

2 сторожевых корабля, 3 транспорта, 11 катеров, один тральщик;

3 сторожевых катера противника сильно повреждены.

Севастополь отбивает немецкие атаки.

На харьковском направлении — немецкое наступление.

Написал итоговый очерк-обзор — в развитие своих прежних очерков за сорок и за сто дней войны — «Краснознаменный Балтфлот за год войны».

Да, год…

Сводка по Балтфлоту. С 22 июня 1941 года по 10 июня 1942 года уничтожено: 88 боевых кораблей противника и 227 вспомогательных кораблей. Всего уничтожено 315 единиц противника, повреждено значительно больше.

…К вечеру по телефону: в Лондоне и Вашингтоне — Молотов, Черчилль, Иден, а затем Рузвельт и Хелл подписали союзный договор на двадцать лет (с американцами — соглашение). Договор предусматривает создание второго фронта в 1942 году, послевоенное устройство Европы (конечно и Азии!), экономическое сотрудничество, устранение возможности всякой агрессии Германии. Договор исторический! Звоню начальнику Пубалта, еду проверять текст.

Весь город в возбуждении, звонки, обсуждения: «Ну, половина дела (или, может быть, даже больше) сделана». Нам это стоило года неимоверных усилий! США и Англия видят, с кем имеют дело, — с СССР!..

12 июня 1942 года.

Встал в 9 часов утра. Написал письмецо С. К. Подготовился к поездке. Дал необходимые указания по группе и пр. В «Правде» напечатан мой очерк «Белые ночи» — подвал.

Еду на мотоцикле в село Гражданка — в авиационный полк ВВС КБФ. Погода прохладная, дождливая. Настроение очень бодрое…

Штаб Н-ского авиаполка — на краю села в двухэтажном домике.

В полку — штурмовики и «ночники» У-2. Сначала о последних. Где-то на Южном фронте зародилась идея боевого применения этих старинных, наивных деревянно-перкалевых машин. Обстановка требовала использования всех ресурсов. Осенью 1941 года было не до выбора. В ход пошли У-2. На КБФ летчики, назначенные на У-2 для штурмовки, считали себя смертниками. «Куда же против «мессершмиттов», зенитного огня и пр. на У-2?» В первые полеты пошли командир и комиссар полка. Ползали ночью над фронтом. Сбросили груз и обратно — потерь нет. Так несколько раз, и постепенно втянулись. Довели бомбардировочный груз до двух соток! Поставили на самолетах пулеметы, наладили зимнее оборудование… И ползали, ползали на немецкие тылы, сбрасывая бомбы, помогая Федюнинскому. Немцы удивлялись: «Что это за машины у русских? Придет, повиснет в воздухе и бомбит». Допустим, что это из необходимых легенд, а может быть, из показаний пленных, но эта славная, хилая и смелая машина У-2, с трудом выгребающая против ветра, вздрагивающая, качаемая зимними шквальными ветрами, достойна уважения! Летчики влюблялись в дело и при переводе на новые отличные машины мрачнели, просили оставить их на У-2. Вот тебе и «смертники»!.. Все — дело опыта и привычки.

…К двум часам — обед в столовой летчиков. Два стола, кое-какие весенние цветы, графины с водой. Рисовый суп с несколькими кусочками мяса, затем мясо с кашей, один блин с маслом, кисель (чайная чашка). Это все-таки роскошно с точки зрения нашего пайка… Летчики несколько примолкли, стесняясь моего присутствия. Ничего, через час-два познакомимся, подружимся… За столом все наши асы: Мазуренко и другие. Это старая шестерка, ее дополняют молодыми, постепенно втягивающимися в работу.

Поехали в штабном автобусе на аэродром.

…Осматриваю штурмовик летчика Мазуренко. Сначала о самом летчике. Это высокий украинец, тонкое лицо, темные подстриженные усики. Говорит весело, просто:

«Мой вес до войны — 84 кило, теперь 65… Конечно, устаешь… Но мы взяли обязательство — летаем и по четыре-пять раз в день. Летом труднее — жарко, запах бензина, ну и прочее. Штурмовики идут, конечно, прямо в огонь… Я покажу вам всю эту технику. Боевых вылетов у меня 130». — «А счет?» — «Да кто их, перебитых, считал!.. Раз записали мне 50 немцев, а потом пехота наступала и нашла 450 трупов и побитые машины. Потом подсчитали… После полетов аппетита нет, только выпьешь. По ночам летчики бредят, кричат со сна: «Заходи левее, бей!» Это отзывается в голове вся работа… После войны, если живы останемся, скажем: «Что просили — мы сделали, а теперь не мешайте нам, месяц кутить будем… (Смеется, шутит.) Пить, конечно, будем, но не запьем, это так, для красного словца».

Летает Мазуренко с 1932 года, еще молод, но уже восемь лет службы. Возвращался много раз с пробоинами…

Разговорился с другими летчиками. Один из них, бывший гражданский летчик, русак с усиками, идет в огонь, перекрестившись валится на голову немцам и жмет на гашетки.

Был на КП. Это землянка: телефон, окошечко, две койки. Охрипший, стареющий начальник штаба. На стене таблицы, карты… С аэродрома взлетают и возвращаются У-2, один СБ[58].

Вечером в большой палатке на аэродроме сделал доклад о международной обстановке. Говорил с подъемом. Военком после доклада спросил аудиторию:

— Ну как, все ясно, хорошо?

Кто-то прогудел:

— На отлично!

Забавно…

Пошел делать доклад 1-й эскадрилье гвардейского полка. Ребята молодые, сегодня выходные — выпили по сто граммов, поют, играют на баяне, танцуют.

Доклад вел, как застольную беседу… Темнело… Поставили коптилку… Было товарищески интимно… Много рассказывал о войне, о Западе, о наших задачах.