— Тебе это нравится. — Обхватив возлюбленную за талию, Эрит повалил ее на простыни. Она упала на спину, ее груди соблазнительно качнулись.

— Может, я и не возражаю, — В сдавленном голосе Оливии слышался смех и восторженное удивление. — Иногда. Раз в год по обещанию. Чтобы тебя успокоить.

Эрит, весело смеясь, устроился на коленях возле нее.

— Нет, ты это любишь.

— Самонадеянный дьявол, вот ты кто.

Эрит придвинулся ближе, раздвинув колени Оливии. Она с восторгом закинула руки ему на шею. Неужели когда-то эта женщина казалась ему холодной? Она пылала как факел.

Эрит одним мощным движением проник в ее плоть.

Приподнявшись на локтях, он вгляделся в ее лицо. Голова Оливии запрокинулась, губы приоткрылись. Она жадно хватала ртом воздух. Опущенные веки дрожали, лоб и щеки блестели от влаги.

Джулиан никогда не видел женщины прекраснее.

Он качнулся вперед, теснее прижимаясь к ее бедрам. Оливия снова застонала, погружаясь в темный океан желания.

Выпад следовал за выпадом, но Эрит владел собой, ему хотелось доставить Оливии наслаждение. Вздохи, всхлипывания и стоны лучше всяких слов выдавали ее чувства.

— Посмотри на меня, Оливия, — отрывисто бросил граф.

Она открыла глаза и посмотрела Эриту в лицо. Ее зрачки расширились, густые ресницы слиплись от слез. Кокетливая насмешница исчезла. Эриту показалось, что он заглянул в самую душу Оливии.

Искреннее, глубокое чувство к ней пронзило его. Эта женщина была создана для него. Она будет принадлежать ему всегда. И всегда его тело будет жаждать близости с ней.

— Не сдерживай себя на этот раз, — шепнула она. — Я хочу тебя всего, целиком.

— А я хочу, чтобы ты наслаждалась всю ночь, — прохрипел Эрит, двигаясь в страстном танце любви. — Я хочу показать тебе все. Я хочу тебя, — выдохнул Эрит, делая яростный выпад и извергая семя, не в силах обуздать свою страсть. Не в силах сдержать рвущиеся из глубины сердца слова: — Я люблю тебя.

Признание Эрита потонуло в протяжном хриплом стоне. Белая вспышка света ослепила его, гром в ушах поглотил остальные звуки.

Ногти Оливии вонзились в его плечи, когда волна блаженства, поднявшись из горячей глубины, захлестнула и ее. Их тела, слившись воедино, парили в бесконечном, нерасторжимом объятии.

Уткнувшись лицом в плечо Оливии, Эрит замер. Дрожащий, задыхающийся, он пытался вернуться в тот самый мир, что за последние несколько мгновений неузнаваемо изменился.

— Я люблю тебя, Оливия, — срывающимся голосом повторил он.

— Я и люблю тебя, Джулиан.

Кровь набатом стучала в висках, но; несмотря на грохот, Эрит различил в голосе Оливии горькое отчаяние побежденной.

Начинало вечереть, когда Оливия вернулась в Лондон после очередной еженедельной поездки к Лео. Весна вступила, наконец, в свои права, темнело поздно, и Оливия поднималась по лестнице дома на Йорк-стрит еще при свете дня.

Прошло две недели с той памятной ночи, полной страдания, противоборства и наслаждения, когда они с Джулианом признались друг другу в любви. Две недели длилась их безудержная, невообразимая страсть. Оливия сложила оружие, оставив все попытки скрыть, как много значит для нее граф. Смирившись с судьбой, она призналась в собственном бессилии: пусть Эриту суждено разбить ей сердце, она не сможет ему помешать.

Бросившись в глубокие воды чувственных удовольствий, она безропотно отдалась течению реки, ведущей к гибели. Таким женщинам, как она, нельзя любить. Нельзя показывать мужчине свою уязвимость, как это случилось с ней. Жизнь куртизанки подчинена непреложным правилам; стоит их нарушить, и все рассыплется в прах.

Оливия понимала: за это хрупкое счастье придется платить. Но, Боже милостивый, только не сейчас, не сейчас.

Непрочность, мимолетность их связи заставляли ее дорожить каждым мгновением близости с Эритом. Оливии хотелось насладиться сполна неожиданно выпавшей ей радостью, и день ото дня эта решимость лишь крепла.

Она знала, что Эрит не оставил намерения забрать ее с собой в Вену. Разговор об этом был отложен, но не забыт. Оливия верила, что Джулиан искренне любит ее, однако пережитые предательства сделали ее осторожной. Она опасалась безоглядно вверять свое будущее мужчине. Любому мужчине. Даже Джулиану.

Как, во имя всего святого, она могла уехать с ним? Ее жизнь здесь, в Англии. Рядом с Лео. Ей не хотелось разъезжать с Эритом по Европе, играя роль послушной любовницы. Жить в ожидании его возвращения домой из мира, к которому он принадлежал и, где ей не было места.

Она вздернула подбородок, всем своим видом выражая презрительный вызов. К черту будущее. К чему беспокоиться о завтрашнем дне, пока дьявол не запустил в нее свои когти? Лучше вспомнить о том, как Джулиан ласкал ее прошлой ночью, медленно, нежно, невероятно искусно. Неудивительно, что дамы в Вене, Париже и Константинополе вздыхают по графу Эриту. Оливия и сама тосковала бы по нему.

Едва войдя в дом, ставший для нее маленьким тайным раем, она увидела дворецкого, спешащего ей навстречу. Он казался встревоженным.

— К вам пришли, мадам.

— Кто там, Лейтем?

Сняв накидку, шляпку и перчатки, Оливия поправила перед зеркалом прическу. День выдался насыщенный, и после долгой прогулки по полям с Лео волосы ее растрепались.

— Молодая леди. Она не представилась.

Оливия удивленно замерла. Юные леди не навешают куртизанок, чье имя у всех на слуху.

Судя по озабоченному выражению лица дворецкого, речь действительно шла об аристократке.

— Где она? — Оливия попыталась пригладить разлохмаченные кудри, но все усилия оказались тщетными.

— В библиотеке, мадам.

— Мне нужно переодеться. — За время путешествия одежда Оливии запылилась, а после прогулки вдоль цветущей живой изгороди на юбке остались разводы от цветочной пыльцы.

— Молодая леди ждет вас больше часа, мадам. Отвернувшись от зеркала, Оливия встретила хмурый взгляд Лейтема. Невозмутимый дворецкий отчаянно желал избавиться от непрошеной гостьи, но благоразумно скрывал свои мысли.

— Вот как? Спасибо, в таком случае ей придется примириться с дорожной пылью на моем платье. Я пройду в библиотеку.

Лейтем почтительно поклонился.

— Так будет лучше всего, мадам.

Одолеваемая любопытством и дурными предчувствиями, Оливия вошла в очаровательную комнату на первом этаже, которой пользовалась крайне редко. Ее жизнь в этом доме проходила в основном наверху, в пристанище греха — спальне.

Стоило ей войти, как с кресла, стоявшего возле незажженного камина, вскочила женщина в черном платье и шляпе с густой вуалью. Закутанная в темный шелк с головы до пят, таинственная незнакомка отличалась невысоким ростом и пышной фигурой.