Матиевский ткнул носком сапога набитый вещмешок.

— Тю-ю, знакомая личность! Опять наш хозвзводовец завалился с господским спальником. Эй, барахольщик, подъем.

Снайпер принялся срывать с солдата лямки вещевого мешка.

— Бросай свое барахло…

Парень испуганно приподнял грязное потное лицо. Оттолкнул Матиевского.

— Оставь… Ты чего… Не твое, не лапай… Убери руки…

Матиевский сузил глаза, ткнул кулаком в тюк так сильно, что парень съехал на бок.

— Скидывай манатки, по-хорошему. Холуй несчастный… Думаешь, медаль тебе дадут за сохранность этих шмоток…

Он обернулся к Шульгину.

— Товарищ лейтенант. Этого хозвзводника тащить не буду.

Сзади отозвался Богунов:

— Загнанных лошадей вообще-то пристреливают.

Шульгин подошел к отставшему.

Пнул ногой брезентовый мешок.

— Снимай… Мои орлы не потянут тебя с этим барахлом.

— Ага, — замычал парень, — а отвечать кто будет?

Шульгин усмехнулся:

— Не волнуйся… С получки не высчитают. И вообще, это порядочное свинство — ездить на чужом горбу. На твоем горбу, дурак…

Солдат испуганно захлопал ресницами, провел рукой по лицу, вытирая пот:

— Но у меня приказ… Мне же приказали…

— А бросили тебя здесь тоже по приказу? — Андрей скрипнул зубами. — Хватит болтать! Мы не собираемся торчать здесь с тобой до вечера. Живо снимай спальник. Поднимешься наверх, доложишь командиру взвода, отправят жлобов покрепче из вашего хозвзвода за этим спальником.

Матиевский и Богунов приподняли парня за плечи, высвободили лямки, стащили с него спальный мешок.

— И вообще, — Шульгин хлопнул солдата по плечу, — вали все на группу прикрытия.

Богунов помог солдату подняться, буркнул ему в ухо:

— У нашего лейтенанта тоже хороший спальник в полку остался. Но он не навьючил его на такого ишака, как ты. Совесть у человека есть.

— Потому он и лейтенант, — недовольно проворчал солдат, — а что я подполковнику Замятину скажу? Выгонят меня из хозвзвода.

Матиевский сзади зло свернул глазами:

— Ага-а! Оттащат тебя от сытной кормушки, и ты уже не жилец. Привык хозяйские спальники таскать и на ночь простынки стелить. Лакейская душонка…

Солдат испуганно косился по сторонам. Сердито сопел, поддерживая руками ослабевший живот.

— А ты бы отказался?.. Приказали бы и пош-шел…

— На-а выкуси! — Матиевский ткнул ему под нос кукиш. — Я бы на ночь простыни никому не встряхивал. Силой не заставишь. Перевелся бы в любую рейдовую роту. Хоть в штрафбат… Понял!

— Лейтенанта Орлова срочно к командиру полка, — посыльный едва перевел дух, — приказано также, у-уф… немедленно вызвать в штаб лейтенанта Шульгина по его прибытии.

— Прибывают только поезда, юноша, — нравоучительно кивнул посыльному Булочка. — Привыкли в армии язык ломать. А вот вам и Шульгин собственной персоной. Легок на помине…

Шульгин рухнул на колени на край плащ-палатки, сбросил с плеч вещевой мешок, скинул радиостанцию. Отстегнул с треском липучки бронежилета.

— Что опять случилось? Что за пожар?..

— Вызывают нас, замполит, — сердито ответил Орлов. — Не думаю, что за наградами… Готовь шею. Будут мылить за самоуправство…

Старшина протянул Шульгину ломоть хлеба, открытую банку с тушенкой.

— Подкрепись, Андрюша…

Шульгин помотал головой.

— Нет, старшина. Сначала головомойка, а потом полянка со скатертью…

Орлов тряхнул сапогом, сбил комья грязи:

— Пойдем, замполит. Там тебя досыта накормят. Выговорами…

Командир полка издалека махнул им рукой. Но только на лице у него не было видно следов раздражения. Скорее он выглядел растерянным.

— Ну, что, сынки, — крякнул он, — ругать вас или хвалить? Даже не знаю, что с вами делать?

Подполковник Сидорчук развел руками.

— Мне тут подсказывают с вами не церемониться. Советуют спустить с вас семь шкур! А-а? — Сидорчук оглянулся через плечо на хмурые лица офицеров политотдела. — Просят вставить вам хорошего фитиля, так сказать… Стружку снять за самоуправство… Что скажешь, Орлов?

Орлов расправил плечи, тряхнул чубом.

— Разрешите доложить. Мы действовали согласно сложившейся обстановки. Обстановка…

— Обстановку мы знаем не хуже вашего, — резко сказал командир полка. — Мы тут тоже сидели не у тещи на блинах. Все были в равных условиях. Тут прямо пословица получается какая-то: все идут в ногу, один Орлов с Шульгиным не в ногу, или как там?..

Сидорчук вскинул подбородок и резко повысил голос:

— До каких пор я спрашиваю… До каких пор…

Сидорчук неожиданно закричал:

— Когда перестанете мне строй ломать?.. Вот какие у меня командиры! Я им про белое, они мне про черное, или как…

И тут вдруг Сидорчук едва заметно улыбнулся.

— Я тут себе сердце рву, — он снизил голос, — а им хоть кол на голове теши…

И добавил совсем тихо, только для ушей своих младших офицеров:

— И все-таки я вас, подлецов, люблю… Потому что настоящие орлы… Вы же мне полк спасли…

Он взял офицеров под руки.

— Пойдемте-ка в сторонку, товарищи офицеры. Потолкуем с глазу на глаз…

Отойдя от командирского блиндажа, Сидорчук бросил через плечо насмешливый взгляд:

— Хвалить вас не положено, накрутили вы тут… а ругать у меня сил нет никаких. Вы только нос не задирайте, стратеги файзабадские? Скажи-ка мне, Орлов, у тебя, что… говорят, есть какое-то чутье?

— Никак нет, — ответил Орлов, — просто анализирую факты… Хотя предчувствие, кажется, имею…

— Во-от!.. — воскликнул Сидорчук. — Это и есть командирская интуиция. Я это точно знаю… Ты, Орлов, настоящий командир! Как говорится, от рождения… Ты еще у нас генералом станешь. Только ты, подлец, в грудь себя пяткой не бей. Стратег в лейтенантских погонах. Я же тоже понял, что мы тут на крючке… Факт!.. И на каком крючке?

Сидорчук расстегнул командирский планшет и достал фотографии, которые Шульгин обнаружил в душманской чалме.

— Вот этот самый майор, — зашипел он сдавленным голосом, — эта сволочь, знаете кто? Он же из разведки кундузской дивизии. Христопродавец поганый! Иуда! Вот у кого мы были под колпаком! Мерзавец! Все сошлось… — Сидорчук скрипнул зубами. — Это он продал нас с потрохами…

Командир полка крутанул каблуком.